Утром 19 августа Пушкин обновленным сошел на берег в Гурзуфе. Поэту не довелось более побывать в Феодосии, память о которой слилась с воспоминаниями о человеке, «почтенном по непорочной службе и по бедности». Он помнил о нем не только в Кишиневе, когда писал брату, но и позже, когда книга Броневского о Кавказе .вышла из печати и поэт приобрел ее для своей библиотеки [74]. Собранные в этом сочинении сведения пригодились двум гениям русской литературы — А. Пушкину и М. Лермонтову, в творчестве которых неоднократно звучали кавказские мотивы. Современники оценивали книгу как оригинальную и полезную [75].

Судьба книги, отданной на публикацию еще в 1810 г., накануне отъезда в Феодосию, беспокоила Семена Михайловича. Долгое время он ничего не знал о рукописи. Решился написать обер-прокурору Синода, председателю Российского Библейского общества Александру Николаевичу Голицыну, человеку, близкому Сперанскому и приближенному к Александру I.

В документах феодосийской городской думы ГААРК хранится черновой вариант его письма, датированного 16 сентября 1816 г. Из него мы узнаем, что через Сперанского книга должна была быть поднесена императору еще в 1810 г. Удаление от службы Сперанского заставило Семена Михайловича обратиться с просьбой к министру финансов сообщить о судьбе рукописи. Выяснилось, однако, что тот ничего о ней не знает. Только в 1816 г. автора уведомили, что его рукопись найдена среди бумаг Сперанского. Стало ясно, что она не была поднесена Александру I.

Данные обстоятельства заставили Броневского просить Голицына в случае его одобрения книги поднести ее по назначению, то есть «Его Императорскому Величеству, коего Августейшему имени она давно посвящена». Прилагаемые три тетради представляют первую часть сочинения. Что касается продолжения, то все необходимые для него материалы давно заготовлены, однако служебные дела, сопряженные со многими неприятностями, не оставляют досуга «для упражнений, требующих спокойного духа и свободнейшего от забот состояния» (это та часть труда, которая впоследствии оказалась в Архиве востоковедов Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН).

Письмо возымело действие, долгожданная радость пришла — книгу издали в московской типографии С. Селивановского. Небольшое введение «От издателя» было составлено в 1822 г., через год вышли два тома первой части сочинения. Дело, конечно, не обошлось без помощи знавших Броневского людей. Это могли быть и А. Голицын, и Н. Румянцев (собиратель рукописей, глава Общества истории и древностей российских, под началом которого некогда служил Семен Михайлович), и М. Сперанский, к тому времени вернувшийся из ссылки. Небезынтересно, что книга вышла за год до оправдания автора в суде. Надо полагать, дело уже в принципе было решено, остались формальности, помогло и высокое покровительство.

Вторая часть книги увидела свет через 166 лет после смерти автора. Текст рукописи и предисловие к ней подготовлены И. Павловой. «Исторический выписки…» представляют три эпохи из жизни России и ее взаимоотношений с соседними народами:

I. «От царя Ивана Васильевича до похода Петра Великого в Персию» (1554—1722 гг.);
2. «От похода императора Петра Великого в Персию до заложения Маздока» (1722—1763 гг.);
3. «От заложения Маздока до нынешних времен» (1763—1806 гг.).

Данную периодизацию автор объясняет тем, что «влияние Российский империи на народы, в Кавказе обитающие, три раза усиливалось и два раза ослабевало, по мере общих или частных политических соображений, которые попеременно отвлекали внимание правительства на другие важнейшия предметы, и опять обращали оное к восточным пределам империи с вящим устремлением» [76].

Ценность сочинения Броневского заключается в тех источниках, которыми он пользовался, — это, в первую очередь, документы, материалы Архива Министерства иностранных дел; важны, кроме того, собранные автором устные рассказы и предания, его собственные наблюдения и сочинения предшественников. Издатель рукописи отмечает объективность и добросовестность Броневского при изложении материала, преобладающие над некоторыми неточностями, исследовательские способности, глубину анализа, характерные для Семена Михайловича [77].