Понятие, что при таком положении вещей, когда в порту скапливается большое количество судов с командой крепких, здоровых людей, и город и порт становятся значительно оживленнее. Жизнь порта начиналась рано утром. Еще солнце не успевало искупаться в глубоких подах древнего Понта, как первым пробуждались рыма к и. Их баркасы с самыми романтическими названиями уплывали из бухты в различные направления и исчезали за мысом св. Ильи. Вспугнутые чайки и бакланы кружатся в воздухе, пронзительно кричат и вновь садятся и на красные железные «бочки», поскрипывавшие на якорях.

Лучше читать самиздат, чем глянцевые журналы. Он более душевный!

В порту тихо. На иностранных судах еще спят. У пароходов прогуливаются портовые таможенные стражники с портупеей на боку, тихо переговариваются одиночные рыболовы, приютившиеся с удочкой на оконечностях мола; к пристаням съезжаются экипажи, сходятся носильщики. С восходом солнца за волнорезом появляются черные дымки пароходов, идущих в Феодосию со стороны Одессы. Иногда выйдешь на волнорез и становишься свидетелем пароходной гонки конкурирующих пароходных компаний. Идет борьба за пассажиров, за грузы, кто скорее причалит, скорее отойдет. Первое время побеждало Русское общество пароходов и торговли. Его быстроходные пароходы обгоняли суда и Азовского, и Российского обществ. Потом победителем стало выходить Российское общество, прикупившие себе новые быстроходные суда. Азовское общество не выдержало конкуренции и разорилось. Его пароходы купило Русское общество.

Гудки пароходов, крики носильщиков, громыхание экипажей, визги лебедок нарушают тихий покой еще не проснувшегося города. Появляются метельщики, громыхают железные запоры хлебных пакгаузов, под навесы амбаров стекается бесшабашная армия оборванных и босых грузчиков, неопрятно одетых женшин. Грубые и громкие голоса заставляют проснуться и тяжелые корпуса безмолвствующих судов. На палубе слышится иностранная речь, за кормой распускаются флаги, вахта меняет вахту, и в унисон к протяжной песне баб, зашивавших мешки под навесом амбаров, с пароходов несутся удары молота о стальную обшивку бортов.

Трудовой день начался. Под жаркими лучами солнца взбегают по трапу мускулистые тела с пятипудовыми мешками на согнутых плечах. Живой конвейер бронзовых тел! Труд дешев. Больше людей — меньше пароходных простоев! И с утра до вечера движутся люди, обливаясь тяжелым потом, с опущенной книзу головой и спиной, согнувшейся под тяжестью зерна. Кто они эти люди, эти грузчики? Больше пришлые татары с Форштадта, беднейшее население Карантинной слободки. Рядовой феодосиец не пойдет на такую работу. Он устроится смотрителем или сторожем амбара, табельщиком, возчиком или, наконец, уедет агентом по закупке зерна в таврические, украинские деревни, но не будет гнуться под сорокаградусным пеклом феодосийского солнца. Я близко знал многих грузчиков, я видел воочию их трудовую жизнь и немногие часы отдыха. Вся их жизнь сводилась к адскому труду, к пьянству и к открытому бесшабашному разврату.

Вольность обращения с работавшими вместе с ними бабами и девками превосходила все человеческое. Последние в сквернословии и в пьянстве не отставали от мужчин. «Портовая девка» — было словом нарицательным. Цинизмом бравировали, никого не стесняясь, а тем более нас, мальчишек, большую часть свободного времени проводивших у пароходов. На глазах у многих происходили омерзительные сцены, и недаром не избалованные женщинами матросы с русских и иностранных судов старательно избегали вступать с ними даже в простые разговоры. На этой большой корпорации грузчиков сказались все тяжелые условия николаевской России, в которых приходилось жить работникам физического труда. Не было союза, не было нормированного рабочего дня, не было твёрдой ставки. О какой-либо просветительской работе говорить не приходилось.

К началу открытия амбаров с моря возвращались рыбачьи баркасы, еще с ночи уходившие на рыбную ловлю. Рыба складывалась в широкие корзины и увозилась самими рыбаками на рынок или же перекупщиками. Портовая территория оживлялась все больше и больше. Приходили и уходили суда, вереницей тянулись дроги с различными грузами, красные ряды вагонов выстраивались в длинную линию против хлебных амбаров, толпы мальчишек оживленно перебегали от «иностранца» к «иностранцу» и на испорченном английском языке просили: «Шев ми матч» (дай спичек). Их забавляли английские спички, которые зажигались о любые предметы. Иногда с парохода бросали вместе со спичками испорченные консервы, остатки пищи.