страница_39

Еще до этих событий хранитель Имп. Эрмитажа, академик Е. Е. Кёлер, во время недолгого пребывания Дюбрюкса в Петербурге, 5 мая 1820 г. представил записку в Имп. Петербургскую АН «О способах сохранения древних достопамятностей в Тавриде» [77]. Он предлагал возложить обязанности надзора за сохранностью древностей и раскопки в окрестностях Керчи и на Таманском полуострове именно на П. Дюбрюкса, а найденные памятники хранить в Феодосийском музее древностей:

«…Важны… и превосходные и неоцененные древние надписи на мраморе и других камнях, как и древние монеты и другие древности, находимые в Крыму и на Тамане. С одной стороны польза их почти важнее. Чрез сии вещи получаем мы такие известия, которые подают нам с сей весьма темной части древней истории оной страны объяснение, и которые приемлются от всего ученого света с радостью и благодарением. Из всего доселе найденного в Крыму и на Тамане много хороших вещей частию вывезено в чужие края, частию же, к вящему сожалению, совсем потеряно. К несчастию, новые открытия становятся со временем реже, а чрез несколько лет и совсем ничего не будут находить, а потому весьма желательно бы было, чтоб все ныне находимое в помянутых двух провинциях, сберегаемо было тщательно.

Для сего самое лучшее средство, как мне кажется, следующее:

1) Препоручить пребывающему в Крыму чиновнику иметь смотрение за всем, что находится в Крыму и на полуострове Тамане, и все найденное скупать. Такой чиновник за оную новую должность будет может быть доволен жалованьем 500 или 600 рублей, если только возвращены ему будут путевые издержки. На покупку древних монет и, к сожалению, редко находимых древних надписей и других вещей назначить ему можно ежегодно 1000 рублей. А если он чего из 1000 рублей не истратит в один год, то может он употребить в расход на второй и третий год. Он должен министерству просвещения, коему принадлежат все дела, касающиеся до наук и художеств, подавать ежегодно отчет. К сей должности был бы способен керченский таможенный надзиратель Дюбргокс. Хотя он не ученый, но имеет сведения и честный человек, ревностно занимающийся вырыванием около Керчи вещей.

2) Древние надписи, сим смотрителем древностей найденные в Крыму и на Тамане, или купленные, могут быть доставлены частию в музей, несколько лет тому назад в Кефе заведенный, а частию в церковь на Тамане, где уже находятся многие достопримечательные сего рода надписи, точные же с них копии должны быть посылаемы к Его Сиятельству г. министру народного просвещения.

3) Древние монеты, редкие золотые вещи, превосходные медные и глиняные сосуды и фигуры посылать в С.-Петербург к тому же министерству.

4) За покупку многих и необыкновенно редких, и превосходных вещей делать ему особенное поощрение.

5) Если министр народного просвещения усмотрит, что тот, кому вверена сия должность, не довольно деятелен и ничего особенного не присылает, то определяет он на его место другого.

6) Также и отыскивание в земле вещей есть весьма важно и продолжение оного в Крыму зависит от высочайшего именного указа. А как в Керчи до сего времени вырываемы из земли были не очень важные вещи, то желательно бы было, чтобы таковое выискивание ревностно продолжаемо было на Тамане, откуда получено гораздо больше хорошего» [78]. К сожалению, предложения Е. Е. Кёлера не были поддержаны властями.

После своей поездки по Северному Причерноморью в 1821 г. Е. Е. Кёлер стал настороженно относиться к Дюбрюксу. Дело в том, что информацию о древностях Керчи, в том числе о богатых находках в «царском» кургане 1820-1821 гг., Кёлер получал из первых рук от своего родственника со стороны жены — капитан-лейтенанта Н. Ю. Патаниоти (Патиниоти), под именем которого этот погребальный комплекс вошел в научную литературу. Морской офицер конфликтовал с Дюбрюксом в ходе предпринятого керченской полицией по приказу А. Ф. Ланжерона следствия по делу о разграблении этого кургана.

Вернувшись из экспедиции 1821 г., Е. Е. Кёлер в своем отчете Петербургской АН доказывал, какой огромный ущерб науке наносят грабительские раскопки, проводящиеся без разрешения властей, подразумевая под ними и полевые изыскания П. Дюбркжса. Академик предлагал полностью запретить раскопки до тех пор, пока не будут найдены способы производить их с «пользою для науки».

В Керчи были разрушены великолепные склепы с уступчатыми перекрытиями, открытые в 1819-1820 гг., а «весьма драгоценные и редкие вещи… розданы первому приходящему», причем ни одна из них не попала в Кабинет императора. На взгляд ученого, следовало поручить исследования курганов в Крыму уже не П. Дюбрюксу, а двум офицерам для производства работ близ Севастополя, затем перенести их в окрестности Керчи и на Таманский полуостров, чтобы все без исключения найденные древности отсылались в Министерство народного просвещения [79], в ведении которого с 1802 г. находилась Академия наук.

Это предложение не было случайным, так как именно военные, а не ученые фактически являлись первооткрывателями многих археологических памятников юга России. Примером тому могут являться раскопки офицерами курганных некрополей Европейского и Азиатского Боспора, в том числе раскопки генерала С. Г. Гангеблова (1810 или 1811), начальника гребной транспортной флотилии Н. Ю. Патиниоти (Патиньоти) (1820-1821), командира 7-й и 8-й рот Таганрогского карантинного вестового полуэкипажа капитан-лейтенанта Неженцева (1822) близ Керчи, полковника Я. Л. Парокья курганов близ ст. Тамань (1817-1818). Эти работы носили чисто антикварный характер и были призваны удовлетворять любопытство военных и чиновников, стремившихся найти памятники монументальной греческой архитектуры и эффектные антики — золотые украшения, древнегреческую скульптуру, расписную керамику, геммы, монеты и т. п.

При этом красивые или ценные вещи вырывались из археологического контекста, а массовому археологическому материалу не придавалось должного значения. Большинство открытий совершалось случайно во время добычи строительного камня, находки очень редко попадали в музеи, а чаще расходились по рукам коллекционеров, при этом, как правило, навсегда исчезая из поля зрения науки [80].