23 марта 1817 г. действительный статский советник Степан Санковский прибыл в Феодосию и вступил в должность градоначальника. С. М. Броневский, «освободившись от болезни», покинул Петербург лишь 6 мая 1817 г. [51] По возвращении в Крым он был подвергнут допросам со стороны Таврической следственной комиссии во главе с бывшим херсонским генерал-губернатором С. С. Жегулиным — многолетнее следствие закончилось оправданием обвиняемого Правительствующим Сенатом лишь в 1824 г.
Остаток жизни «несчастливец» С. М. Броневский провел в уединении, «в беседе с науками и природою», выращивая сад в окрестностях Феодосии и живя «на прекрасной мызе, устроенной им на месте старого монетного двора крымских ханов» [52]. Он переехал на построенную им дачу — скромный домик из 4—5 комнат, находившуюся в 1,5—3 верстах от города на взморье, где на 8—9 десятинах земли (8.72-9.81 га) развел сад, имевший более 10 тыс. фруктовых деревьев. Так как «кроме одного сада у него ровно ничего не было», хозяин вынужден был жить на средства от продажи миндаля и винограда, составлявшие всего 3 тыс. р. ассигнациями в год [53].
«Какое положение! — восклицал в 1827 г. керчь-еникальский градоначальник Ф. Ф. Вигель, — Оставаться без всякой власти среди врагов своих, которые при встречах явно оказывали ему презрение; зато все русские чиновники и все порядочные люди приязненным и почтительным обхождением наперерыв старались утешить его. Две трети года проводил он в единственном своем убежище; на зиму же, по недостатку в дровах, удалялся к старому другу своему генералу Бекарюкову [54], в имение его, верст за тридцать находящееся. Я посетил его, выслушал жалобную его историю и нашел, что подобная участь ожидает и меня, если я долго на месте оставаться буду» [55].
«В прекрасном саду сего почтенного мужа, — писал П. П. Свиньин, — есть несколько мраморов и статуй, полученных им из здешних окрестностей и из Фанагории, в том числе и два огромные льва» [56]. Путешественник, впоследствии министр народного просвещения А. С. Норов писал в путевых заметках, что сад находится «посреди рентрашементов, где князь Долгорукий-Крымский разбил татар». Сад украшали фонтаны, храмики, горки и пр., на одном из холмов Броневским были помещены фрагменты колонн паросского мрамора, «со вкусом поставленные и окруженные другими остатками древности» (камнями с надписями), на другой горке находился надгробный памятник, где была похоронена племянница С. М. Броневского [57].
-Социальная общественная сеть: http://peticiy.ru/ — это официальный сайт электронных петиций для сбора подписей по культуре и искусству, за, против, отмену или принятия новых законов и поправок на рассмотрение в Государственную Думу России или Верховную Раду Украины-
Швейцарский натуралист Ф. Дюбуа де Монпере с укором в адрес С. М. Броневского писал, что «один из феодосийских губернаторов» повелел увезти из суворовской крепости Фанагория близ ст. Тамань в Феодосию для украшения своего сада четырех из пяти мраморных львов, «более или менее изуродованных», высеченных из нечистого белого мрамора, схожего с паросским, с открытой пастью и повернутой влево головой, которые, на взгляд путешественника, принадлежали храму Афродиты Апатуры. Наиболее обезображенную скульптуру льва Броневский оставил в Тамани, двух львов распорядился поместить у входа в Феодосийский музей, слева и справа от двери, для «охраны» его входа, но был принужден властями «вернуть этих львов и другие предметы древности, которыми он завладел».
Ниже Ф. Дюбуа де Монпере сообщает, что «губернатор Феодосии, тот самый, что велел увезти львов из Фанагории, дошел до того, что велел перевезти самые прекрасные колонны, предназначенные для церкви, в свой загородный сад, где уже находились вышеупомянутые львы. Его подвергли суду и присудили вернуть обратно колонны и львов; но и те, и другие остаются в его саду» [58]. Уже после смерти владельца, в 1837 г. два больших мраморных льва, украшавших ворота сада Броневского, были перевезены в Керчь [59] и хранились под колоннадой нового здания Керченского музея древностей на горе Митридат. Во время оккупации Керчи в годы Крымской войны эти два льва были «похищены неприятелем» и вывезены англичанами в Британский музей (ил. 92) [60].
А. С. Пушкин, проезжая по Крыму вместе с Раевскими, 17-18 августа 1820 г. останавливался на даче С. М. Броневского, где в то время находился и Г. В. Гераков [61]. Генерал Н. Н. Раевский (1771-1829) был знаком с С. М. Броневским либо со времен русско-турецкой войны 1789 г. или польской кампании 1792 г., либо со времени Персидского похода 1796 г. Николай Николаевич многие годы покровительствовал сослуживцу [62], поэтому остановился с семьей именно у Броневского. А. С. Пушкин писал брату: «Из Керчи приехали мы в Кефу, остановились у Броневского, человека почтенного по непорочной службе и по бедности. Теперь он под судом — и, подобно Старику Вергилия, разводит сад на берегу моря, недалеко от города. Виноград и миндаль составляют его доход. Он не умный человек, но имеет большие сведения о Крыме, стороне важной и запущенной» [63].
На мой взгляд, характеристика А. С. Пушкиным Броневского как «неумного человека» могла стать следствием бесед с Н. Н. Раевским-старшим, подразумевавшим «неразумные» шаги и конфликтные взимоотношения его бывшего сослуживца с верховной властью в ходе неожиданной отставки последнего. Броневский погубил свою карьеру тем, что создал себе репутацию «беспокойного человека», слишком опасную для того, кто не имел собственного капитала и жил исключительно жалованием, получаемым на государственной службе.