В годы присоединения к России Северного Причерноморья (1774, 1783, 1791, 1812) отечественная историческая наука получили новый объект исследования в виде материальных остатков древнегреческих и средневековых городов — руин укреплений и зданий, надписей, скульптуры, монет, керамики, терракот и прочих «антиквитетов», которые эпизодически попадали в столичные собрания древностей и кабинеты антиков частных лиц по всей Европе. Просвещенные слои русского общества получили возможность знакомства с античными, генуэзскими и османскими памятниками не в Средиземноморье, а на юге России. Классицизм и неоклассицизм XVIII — начала XIX в., утвердившие античность нормативным идеалом истории и искусства, способствовали формированию в среде российского образованного общества антиквариев, воспитанных в традициях преклонения перед «антиками».

Формирование науки о древностях в России началось лишь в XVIII в., намного позднее, чем в Европе. Общество эпохи Просвещения воспринимало памятники материальных культур прошлого далеко неоднозначно. Во время русской колонизации Северного Причерноморья активное возведение крепостей и городов на вновь завоеванных территориях потребовало большого количества строительных материалов. Самым простым способом их добычи оказалась ломка камня из многочисленных руин древних построек («фундаментов бывшего хоромного строения»). С хозяйственными, строительными и фортификационными работами связаны первые случайные археологические открытия и кладоискательские раскопки в Тавриде. В массовом историческом сознании преобладал обыденно-эмпирический (в крайнем своем проявлении — утилитарный) подход к древностям.

Такое отношение к памятникам, характерное для XVIII — первой половины XIX в., проявилось в том, что руины зачастую использовались в качестве каменоломен, мраморы пережигались на известь, монеты и изделия из драгоценных металлов переплавлялись в слитки и т. п. Другой, художественно-эстетический подход рассматривал древности как «куриозы», «раритеты», что проявилось в собирательстве «антиков» вместе с естественно-историческими редкостями в одних и тех же собраниях еще с петровских времен. В частные коллекции и первые музеи — Кунсткамеру (создана Петром Великим в 1714 г.) и Эрмитаж (основан Екатериной II в 1764 г.) — поступали античные импорты — случайные находки и артефакты из грабительских раскопок скифских и сарматских курганов Подонья и Приазовья, единичные античные и средневековые монеты из Крыма. Что такое реле?! Ответ на CyberLand.ws — В помощь каждому!

Основными «раскопщиками» и коллекционерами артефактов оставались военные — А. П. Мельгунов (Литой курган в 30 верстах от крепости Святой Елизаветы, ныне Кировоград, Украина, 1763 [1]), Ван дер Вейде (некрополь Фанагории, не позднее 1793), Ф. П. Деволлан (Овидиополь, 1795) и др. Лишь незначительная часть полевых работ документирована — увлеченные античностью военные направляли рапорты о находках в столицу и специальные доклады в научные общества Европы. В ту эпоху наука о древностях рассматривалась как часть музейно-антикварных изысканий для иллюстрации свидетельств античных авторов, и, в согласии с эстетикой немецкого искусствоведа Иоганна Иоахима Винкельмана (1717-1768), выполняла функции технической экспертизы антиковедческого искусствознания.

В «антиках» видели воплощение идеала античности, недосягаемый образец для подражания, изящные произведения древнего искусства. Третий, научно-теоретический подход, нашел отражение в исследованиях ученых Петербургской Академии наук и узкого круга высокообразованных любителей, рассматривавших известные тогда памятники прежде всего как исторические источники. Артефакты привлекали внимание профессиональных ученых главным образом как подтверждение изложенных в письменных источниках сведений и как материальные свидетельства жизни создавших их людей. Наука о древностях с первой трети XIX в. в России постепенно стала именоваться термином «археология», известным в западноевропейской литературе с конца XVIII в., главным образом, в контексте изучения истории античного искусства [2].

В конце XVIII — начале XIX в. древности в Крыму встречались всюду и буквально валялись под ногами — многие архитектурные фрагменты, мраморы и камни с надписями были заделаны в стены частных и общественных зданий, фонтанов и пр. Еще до присоединения Тавриды к России (1774,1783) из Кафы русскими военными в больших количествах вывозились византийские, генуэзские и османские памятники. В 1771 г. в ходе русско-турецкой войны (1768-1774) войска под командованием кн. В. М. Долгорукова вступили в Крым и взяли Кафу [3].

К этому времени относится ряд рукописных планов и описаний, снятых русскими военными топографами, ныне хранящихся в РГАДА [4], РГВИА и других собраниях [5].

Князь В. М. Долгоруков приказал перевезти из Кафы в его родовую вотчину мраморный барельеф, изображающий Св. Марию Магдалину с двумя коленопреклоненными ангелами по сторонам, и двумя латинскими надписями — молитвой к Магдалине и закладной надписью какого-то храма (?), заложенного 1 января 1352 г. генуэзским консулом Готифредо ди Дзоальо (ил. 1-2). Памятник был вделан в стену Знаменской церкви на паперти под колокольней в селе Знаменском-Губайлове в 20 верстах от Москвы [6]. В бумагах историка следующего века М. П. Погодина сохранился список греческой надписи 1330 г. на барельефе из Инкермана, изображающем Св. Георгия Победоносца со змием, гласящей о посвящении его неким Мельхиседеком, с пояснениями: «Привезено в 1770 году из города Кафы князем Василием Михайловичем Долгоруковым. А поставлено на сие место в 1826 году внуком его князем Николаем Васильевичем Долгоруковым» [7]. Оба памятника от Я. А. Полякова, нового владельца имения Знаменского-Губайлова, в 1907 г. поступили в Историческии музеи [8].