Мы осуществляем свой спуск по склону, обращенному к степи, так как именно этот склон представляет наибольший интерес: с этой стороны вся основа Чатыр-Дага как бы отодвинута в сторону. Ведя за уздечку Бланко, я спускаюсь по откосу, покрытому густым травяным покровом, где встречаются дикие анютины глазки, пышные эдельвейсы и ароматная земляника.

Затем мы попадаем в лесную зону, пересекаем ее поперек, углубившись в чащу, передвигаясь как бы по лестничному коридору, состоящему из глубоких оврагов. Наше продвижение сильно затруднено из-за того, что мы тянем за собой лошадей. Наконец, побитые ветками мы выходим из этого влажного и грязного прохода, превращающегося в сезон дождей в бурный, стремительный поток.

Настало время продолжить наш путь верхом на лошадях. Не знаю почему, но на этот раз, вскочив на Бланку, мне показалось, что я уселся на стену из бутылочных осколков, и , видимо, мои страдания ярко отобразились на моем лице, так как Сиртар широко улыбнулся мне в ответ.

Здесь почти нет зелени, только выжженный, твердый, зловонный, известковый скелет, звенящий, как наковальня, под копытами наших лошадей. Мы пересекаем целую вереницу плато, где на каждом шагу встречаются широкие провалы в форме кратеров. Это обвалившиеся пещеры, так как с этой стороны Чатыр-Даг внутри полый, как изборожденный трещинами колокол.

Несмотря на наличие облаков, солнце так сильно жжет мне затылок, будто его лучи пропускают через увеличительное стекло. Я ощущаю настоящую африканскую жажду, утолить которую может одна лишь вода. Но где достать эту воду посреди известкового царства в отсутствие посоха Моисея? Впрочем, Сиртар успокаивает меня, заявив, что мы вскоре повстречаем татарских пастухов, у которых есть вода. И действительно, через некоторое время в кратерообразном углублении мы замечаем бедную хижину, окруженную изгородью из сухих колючек.

Оттуда нам навстречу устремляются пять или шесть псов, по сравнению с которыми бедуинские собаки кажутся просто ягнятами. Сразу же появляются пастухи. Мы спешиваемся посреди целого ряда малопривлекательных чанов с овечьим сыром на разных стадиях ферментации. Хижина состоит из огромного эрратического валуна, к которому прилажена целая конструкция из стволов деревьев, покрытых сухими ветками.

В такого рода убежище на большом огне кипит широкая лохань молока в ожидании сыворочной закваски для свертывания. Осмотрев в мельчайших деталях кустарную сыроварню, я все еще не утолил свою жажду. Один из пастухов предложил мне молока. Я отказался. Тогда другой, наконец-то, передал мне глиняный сосуд с чистой водой, на дне которого, к моему большому удивлению, я заметил большой кусок льда.

С жадностью выпив воду, я попросил объяснить мне наличие этого льда. Не имея возможности достать воды в радиусе пяти-шести километров, пастухи предпочитают брать лед в горном колодце Тюрюк-Хазар, расположенном на расстоянии километра отсюда. Чтобы добыть этот лед, они используют длинную веревку, топорик и бочонок на лямках, схожий с большим баскским барабаном, с помощью которого они проникают на самые большие глубины в самые узкие проходы.

Немного отдохнув в тени убежища и еще раз испив воды, я возвращаюсь к Бианко. Менее, чем через пол-часа мы уже останавливаемся у входа в пещеру Сублук-Коба.