Это, без сомнения, одна из самых грациозных татарских деревень Крыма. Позже я встречал в горах более крупные и важные деревни, может быть, даже более типичные, но нигде больше не было такого веселого поселения.

Обычно татарская деревня имеет грустный вид и блеклую расцветку. Чаще всего низкие домики с утрамбованной крышей кажутся просто вырезанными из соседних глиняных гор и полностью перенесенными на склон более или менее защищенного холма.

Малое количество или полное отсутствие зелени, только иногда то там, то тут среди грязных улочек вдруг появится живое пятно костюма, или на серых террасах будут красоваться выставленные на солнце крупные связки зеленого и коричневого табака, красного перца или золотистой кукурузы. Нет ничего, что могло бы нарушить монотонность плоских крыш и прямолинейность галерей, разве что выбеленная известью башня минарета.

Деревня Гурзуф абсолютно иная. Прислоненная к скале, у побережья, защищающего ее от северо-восточных ветров, она, кажется, полностью игнорирует земляной фундамент. Наверху деревни можно различить несколько крупных построек, крытых черепицей. Самые красивые из них состоят из двух этажей, обрамленных снаружи перекрещивающимися галереями, куда выходят все двери.

Внизу довольно трудно что-либо выделить. Здесь мы просто наблюдаем нагромождение бесформенных построек, похожих на какие-то развалины: сушильни для табака, рыбацкие шалаши, сараи для лошадей; все это сделано из грубых досок и необработанных деревьев, все это разбросано, втиснуто, прикреплено, опрокинуто где-попало, следуя рельефу горы.

В первую минуту испуганный взор теряется среди этих высохших изгородей, этих каменных фундаментов для многочисленных сараев, этих дворов, где листья табака желтеют рядом с влажными рыбацкими сетями, этих старых извилистых, размытых дождями тропинок, неожиданно появляющихся и исчезающих в самых неожиданных местах, эти плоские крыши, разбросанные то там, то здесь, как дощечки разобранной этажерки, этот невозможный беспорядок, когда между двумя трубами можно заметить изгородь, когда видишь дома без крыши и крыши без домов, двери без входа, дороги, ведущие в никуда…

И все же, эта картина восхитительна потому, что море, находящееся в двух шагах отсюда, освещает все это своими веселыми бликами, потому,что этот пейзаж оживляют многочисленные кипарисы, фиги, сливы и ореховые деревья, потому, что, наконец, всю деревню укрывает своим древним крепостным покровом и крупными серебристыми, отполированными солнцем, ветром и дождем гранитными блоками мощный, скалистый риф.

Чувствуется, что жители этого уголка дважды свободны, потому что они привыкли к свободе. У них отсутствует рабская зависимость от прямых линий, от значимости дверей и окон, от прав на рыбную ловлю. Они, как чайка, свили свое гнездо в соответствие с рельефом горы и живут счастливо между морем, дающим им чистый воздух, рыбой, безграничным горизонтом и землей, щедро одаривающей этих людей самыми прекрасными богатствами Востока: табаком и фруктами.

Чем больше я смотрю издалека на эту деревню, тем сильнее охватывает меня соблазн любопытства, который испытываешь, стоя у витрины с выставленной в ней симпатичной безделушкой: хочется снять ее с витрины, рассмотреть поближе, потрогать эту красоту и убедиться, что она настоящая. Не знаю, как это получилось, но я вдруг оказался на тропинке, ползущей вверх между этими веселыми развалюхами, источающими здоровые запахи конюшни, горячего хлеба и сожженного можжевельника.

На меня посматривают из-за изгороди или с высоты старых подпорных стен, держущихся на честном слове. Чаще всего – это симпатичные, пахнущие фермой голые дети в красных фесках с выпяченными маленькими животиками; женщины с темной вуалью в узких кафтанах и пышных шароварах; девушки с волосами цвета туи, собранными в тысячи маленьких косичек, похожих на мертвых змей из гривы Эринии. Неподвижные, молчаливые или тихо переговаривающиеся, они неотрывно преследуют меня своим любопытным взглядом.