Имение Алупка принадлежит наследникам князя Воронцова.

Оно включает в себя знаменитые виноградники, старую татарскую деревню и превосходный парк, посередине которого высится по-настоящему королевский дворец. Издалека со стороны суши этот дворец, полностью обращенный к морю, имеет суровый, средневековый вид. Заметны лишь высокие серые стены с бойницами, как бы вытесанные из единого блока, упавшего с Ай-Петри. Но, по мере приближения ко дворцу, в этих элегантных и суровых линиях холодных стен, в кропотливой работе каменотесов открывается что-то очень аристократичное, несущее в себе печать изысканности, напоминающее великолепные в своей простоте шкатулки, хранящие поистине королевские сокровища.

Я вхожу в нежилой дворец через служебный дворик, просторное место с широким тротуаром. Плющ мощно обвивает стены, как бы охраняя их. Все окна и двери, выходящие на этот двор, закрыты на ржавые засовы, а по влажной земле стелется зеленый мох. Отсюда я углубляюсь в очень узкий проход между двумя строениями, соединенными друг с другом на уровне второго этажа кованым железным переходом.

Здесь так же мощный плющ покрывает серые стены. Я дохожу до парадного дворика, в глубине которого сидит татарин, сразу же поднявшийся мне навстречу при моем появлении. Он выглядит таким маленьким на фоне всего этого массивного убранства! Я прошу у него разрешения посетить дворец. «У меня нет ключей, — отвечает тот, — а смотритель Токтар-Азим сейчас в мечети. После молитвы он будет обедать, а затем сможет выполнить вашу просьбу».

Я протестую: «Пускай Токтар-Азим закончит свою молитву, раз он уже ее начал, но с какой стати я обязан ждать еще и окончания его трапезы?!»

«Не сердись, — говорит мне татарин, — я пойду предупрежу его и он подойдет, как только закончит молиться. А пока, если хочешь, я могу показать тебе парк». И концом своей палки он указывает мне на аллею, извивающуюся между деревьев по направлению к Ай-Петри.

Мы долго бродим по парку, деревья и тропинки которого расположены среди осколков обвалившейся скалы. Повсюду заметна схватка между зеленью и камнем; и везде растительность одерживает вверх. Крепкие молодые побеги карабкаются по самым прочным скалам, душат их, проникают во внутрь, измельчают и уничтожают камень, как земля поглощает умерших.

Изредка то здесь, то там еще различаешь лежащий в тени, покрытый мхом уцелевший осколок. Но вездесущий плющ своими усиками прочнее стали уже вгрызается в очередную горную породу. Наверху расположены три пруда, искусственное ложе которых было выбито в скале. Именно эти, кишащие рыбой, пруды орошают весь парк. Вода их удивительно прозрачна. Ее количество просто поражает. Откуда поступают эти постоянно обновляющиеся водные слои?

Где находится бездонный резервуар, снабжающий столько веков эти пруды? А вдруг однажды в результате потаенной работы этой голубой воды, убаюкивающей бабочек и лепестки цветов, Ай-Петри обрушится, содрогнув весь Крым…

В этой связи мой гид приводит один факт, который он почерпнул из рассказа своего деда. Этот случай подтверждает мнение о том, что горные катаклизмы южного берега Крыма, справедливо названные некоторыми путешественниками хаосом, являются, в большей степени, результатом подземной деятельности воды, чем извержений вулканов.

Это случилось в татарской горной деревушке Кучук-Кой, расположенной в шести верстах от Кикинеиза. Однажды утром заметили, что в определенном месте в почве появились трещины. Некоторое время спустя все с удивлением увидели, как одна из этих трещин поглотила целый ручей, приводящий в действие две мельницы. Испугавшись этого явления, татары вместе со своим скарбом и домашними животными немедленно покинули это место.

Новый участок земли, по их мнению, имел более твердую почву. Вот уже два дня, как они с тревогой наблюдали за местом своего прежнего проживания. В конце второго дня, ночью все услышали ужасный треск, сопровождаемый тяжелым продолжительным гулом. На рассвете татары увидели, что вся деревня Кучук-Кой и окружающая ее земля провалились на площади в два километра в длину и один в ширину.