Глава 5 Первые археологические исследования в Феодосии и ее окрестностях (1851-1856)

Феодосийский музей пополнялся вещами из раскопок античного курганного некрополя в окрестностях Феодосии 1851-1856 гг., проводившихся местными антиквариями архим. Иосифом (Карамурзой), Е. Ф. де Вильнёвым, художником-маринистом И. К. Айвазовским, а также сотрудником Л. А. Перовского князем А. А. Сибирским, директором и чиновником Керченского музея А. Е. Люценко и Я. М. Лазаревским. Однако полевые отчеты об этих первых документированных раскопках остались неизданными и не были востребованы современниками и следующими поколениями археологов.

Так, М. И. Ростовцев утверждал, что подробного отчета о расследовании некрополя Феодосии мы не имеем [1]. Рапорты Е. Ф. де Вильнёва с суммарным описанием курганов и найденных в них вещей (на французском языке) и рапорты в столицу А. А. Сибирского и И. К. Айвазовского, как и переписка об организации раскопок, сохранились в архивах Петербурга, Москвы и Одессы — в материалах Комиссии по исследованию древностей под руководством Л. А. Перовского, Строгановской комиссии, Имп. Археологической комиссии и ООИД [2]. Недавно Э. Б. Петрова и А. Б. Карпенко издали некоторые из этих материалов — большую часть рапортов Е. Ф. де Вильнёва в ООИД в переводе с французского языка на русский [3].

Открытые в курганном некрополе Феодосии в середине XIX в. замечательные памятники античного искусства и ремесла, поступившие в Эрмитаж, были частично опубликованы в «Древностях Боспора Киммерийского» (ДБК), но не по комплексам, а по материалу их изготовления — золото, серебро, глина и т. п. При этом паспортизация находок, т. е. принадлежность их к определенному погребению, либо при отправке памятников из Феодосии, либо уже хранителями Эрмитажа зачастую оказывалась перепутана.

Ряд несоответствий бросается в глаза при сравнении архивных данных с информацией, приведенной хранителями Эрмитажа Ф. А. Жилем и Л. Э. Стефани в ДБК и повторенной С. Рейнаком, М. И. Ростовцевым, М. Пфроммером и др. [4] Не случайно Ю. А. Виноградов призвал современных специалистов по античной археологии Северного Причерноморья «к более внимательному и уважительному отношению к исследованиям далеких предшественников, которые отнюдь не всегда имеют… историографическое значение» [5].

Поразительно, что за прошедшие со времен этих раскопок 160 лет никто из археологов не удосужился проверить достоверность паспортизации памятников, введенных в научный оборот, контаминируя ее с архивной информацией о раскопках. Необходимость такой работы очевидна — архивные документы в какой-то мере помогают реконструировать и уточнить состав и хронологию комплексов, из которых происходят важнейшие хроноиндикаторы — черепичные и амфорные клейма [6], монеты, а также выдающиеся памятники декоративно-прикладного искусства, частично попавшие в Эрмитаж [7]. Архивные материалы помогаюг прояснить крайне скудную информацию о курганном некрополе античной Феодосии, подтверждая вывод о его чисго греческом характере и преобладании в нем погребений с кремацией [8].

Раскопки архим. Иосифа (Карамурзы) осенью 1851 г. Один из курганов античного некрополя Феодосии был «разрыт» осенью 1851 г. корреспонденгом ООИД, «армяно-католическим священником» Иосифом (Карамурзой). При раскопках был найден небольшой «глиняный саркофаг» — очевидно, черепичная гробница, сложенная из керамид в виде карточного домика. «Саркофаг» был «разбит» нетерпеливыми искателями золота, и что было в нем найдено, осталось неизвестным, — удалось собрать только обломки керамид, на которых оказались керамические клейма «с греческими буквами».

Благодаря хлопотам Е. Ф. де Вильнёва эти фрагменгы были переданы в Феодосийский музей древностей [9]. В одном из рапортов в ООИД хранитель музея уточнил, что вместе со священником Иосифом (Карамурзой) он планировал вскрыть курган, но раскопки были проведены в его отсутствие и без его ведома — «из-за неуместного усердия преподобный отец произвел то, что мы должны были сделать вместе. К несчастью, раскопки не проводились с тщательностью, требуемой в подобной ситуации, и саркофаг, о котором я говорил, оказался разбитым. Один самый большой фрагменг его был унесен рабочим и отдан одному из горожан, но по требованию музея был возвращен» [10]. Согласно указанию А. А. Сибирского, раскопки «какого-то армянина» проводились осенью 1851 г. [11] Дата раскопок отца Иосифа (Карамурзы) определяется также рапортом де Вильнёва в Одессу, 23 июля 1852 г.

Судя по описаниям и рисункам (ил. 227-228), была открыта черепичная гробница — «треугольное» погребение, сложенное из синопских клейменых керамид в виде карточного домика. По словам А. А. Сибирского, особенно «замечателен» был обломок керамиды с клеймом с изображением «чайки, сидящей на рыбе и надписью, в которой явственно имя… древнейшей формы букв» (синопская клейменая черепица — орел, клюющий дельфина) (ил. 228). Надпись на клейме В. И. Кац восстанавливает так: орел на дельфине.

Несмотря на то, что клеймо было опубликовано еще в 1855 г. [12], в третьем томе IOSPE оно отсутствует; аналогичные клейма на черепице известны из Ольвии и Неаполя Скифского [13]. Один из ранних астиномов отнесен Н. Ф. Федосеевым к 370 г. до н. э. [14] Согласно «высокой» хронологии клеймо датируется либо в широких пределах 40-х гг. IV в. до н. э. [15], либо самым началом этого десятилетия [16]. Последняя датировка наиболее приемлема на сегодняшний день [17].

Таким образом, трупосожжение в черепичной гробнице, раскопанное архим. Иосифом (Кара-мурзой) осенью 1851 г., не может датироваться позднее начала 340-х гг. до н. э.