Семен Михайлович мог видеть в Пушкине приятеля сына Раевского, пытливого молодого человека и не помышлять, что перед ним уже проявивший себя на литературном поприще поэт с большим будущим. Конечно, Броневский в первую очередь принимал генерала Раевского. Не показалось ли Пушкину, что хозяин слишком поглощен своим именитым гостем? Да и сам Александр Сергеевич больше общался с Николаем Раевским (младшим) и его очаровательными сестрами, в то время как Броневский и Раевский были заняты беседой — два человека, прошедшие большой и хлопотный жизненный путь, могли друг друга понять.

Проблема отцов и детей — самый легкий ответ на поставленный нами вопрос. Однако ему противоречит многое: трудно поверить в непочтительность Пушкина, несомненно, радушно принятого хозяином, трудно поверить, что Пушкин действительно считал Броневского «не умным», тогда как тут же дал высокую оценку его ума и порядочности. Быть может, во время пребывания на даче говорили еще о чем-то, о чем поэт не обмолвился в письме к брату? О чем же вспомнил Пушкин после того, как уверенной рукой написал «умный», что заставило его после приписать «не»?

Семен Михайлович всю жизнь был глубоко религиозным человеком. Вера в Бога сопровождала его во всех испытаниях. Когда он, отстраненный от службы, лишенный средств к существованию, остался один на один со своими бедами и горькими мыслями, приходилось уповать лишь на Всевышнего и его милость. Еще в Петербурге Семен Михайлович познакомился с выдающимся государственным деятелем, умнейшим человеком — Михаилом Михайловичем Сперанским. Должно быть, их свела служба.

На время службы Броневского в Министерстве иностранных дел приходится взлет карьеры Сперанского, с 1802 г. переведенного в Министерство внутренних дел и по поручению Александра I занимавшегося подготовкой проекта государственных преобразований. Деловыми связями знакомство не ограничилось, этих двух мыслящих людей надолго связало другое — любовь к Богу и духовные поиски.

Род Броневских отличался преданностью православию и российскому самодержавию. Сперанский — сын бедного сельского священника, выученик двух семинарий (Владимирской и Александро-Невской) — всю жизнь отдал служению Богу и государству Российскому [61]. Лучший из лучших, Михаил Михайлович был оставлен преподавателем в семинарии при Александро-Невском монастыре в Петербурге. Казалось, будущее предрешено, и Сперанскому суждено было сделать карьеру на религиозно-педагогическом поприще.

Случай все изменил — приглашение на должность секретаря к князю А. Куракину открыло путь к государственной службе. Тем не менее, служение Богу оставалось превыше всего. Изо дня в день читает он Евангелие, делает собственные комментарии, досканально изучает и в течение многих лет переводит с латинского на русский язык книгу Фомы Кемпийского «О подражании Христу» (первое издание в его переводе вышло в 1819 г.). Жизнь наполнена размышлениями о вере, изучением различных религиозных течений в рамках христианства. Религиозно-мистическая литература — традиционная тема бесед с Александром I [62].

Религиозность Сперанского не была подобна простой бесхитростной вере обывателя. Он постоянно пребывал в раздумьях. Характерный для него творческий, исследовательский подход ко всему, с чем приходилось сталкиваться, побуждал к поискам и в религиозной, и в политической сферах. Вот почему Михаил Михайлович заинтересовался модным тогда масонством.

Возникшее в начале XVIII в. в Европе, это религиозно-нравственное течение проповедовало идею мирного объединения человечества в религиозно-братском союзе в противовес государственности и официальной церкви. Оно увлекло многих прогрессивных людей как на Западе, так и в России. Особенно привлекали проповеди нравственного характера, идеи просвещения и гуманизма, критика существующей действительности. Со временем масонство разделилось — одни его представители лишь формально признавали идеи всемирного братства, другие оставались верны высоким идеалам просвещения. В начале XIX в. деятельность масонских лож заметно оживилась, впрочем, под контролем центральной власти; его идеи поначалу захватили многих декабристов, но вскоре увлечение сменилось разочарованием. В 1822 г. масонство было запрещено.

Ничего удивительного нет в том, что такие люди, как Сперанский и Броневский, заинтересовались популярным общественным течением, тем более связанным с религией. Их обоих привлекали идеи просвещения и нравственного самосовершенствования, но не таинственность, обрядовость, символика, ставшие главенствующими в масонстве начала XIX в.

Для Сперанского масонство было этапом на пути длительных религиозно-нравственных поисков. По его собственному признанию, он, будучи назначен членом комитета по рассмотрению масонских дел, сам принял масонские обряды в 1810 г. в частной домашней ложе некоего И.-А. Феслера, но посетил ее дважды — и на том интерес к движению пропал [63].

Однако этот случай использовали в качестве предлога для отставки Сперанского, ставшего в это время неугодным многим, в том числе самому императору. Михаила Михайловича назвали главой революционного масонства в России и в марте 1812 г. отправили в ссылку в Нижний Новгород, затем — в Пермь. В 1816 г. он назначается Пензенским губернатором, а в 1819 г. — Сибирским генерал-губернатором. И только в 1821 г. он получает разрешение вернуться в Петербург и вновь заняться высокой политикой.

Если для Сперанского увлечение масонством было коротким эпизодом, то в жизни Броневского оно, возможно, играло большую роль. Он был членом масонской ложи и именно тогда мог близко сойтись со Сперанским. Темы их бесед наверняка отличались многообразием и не ограничивались религиозно-нравственной сферой. Когда Семен Михайлович завершил работу над книгой о Кавказе, Сперанский счел своим долгом представить этот труд императору, что следует из письма Броневского к князю А. Голицыну от 16 сентября 1816 г.» [64].