К сожалению, мы не знакомы с литературными вкусами и научными интересами феодосийцев. А для Боспора в целом такие материалы имеются. О поэтическом творчестве боспорян известно по стихотворным эпитафиям на надгробиях — их около полусотни, большинство происходит из Пантикапея. Эти стихи печального содержания, в них оплакивается смерть погибших в сражениях юношей и мужей, всеми уважаемых политических и общественных деятелей, ученых, писателей, иногда — простых граждан. Имен людей, связанных с литературой, искусством, известно немного. Об Исилле — музыканте и поэте — уже говорилось.

В стихотворной эпитафии прославляется грамматик Саббион, живший во II в. до н. э. (КБН. 146). Свиток в руке изображенного на стеле Саббиона, упоминание муз, которые «услаждали» его при жизни, выбрав среди всех других, свидетельствуют о роде занятий покойного: он, вероятнее всего, был грамматиком — так с эпохи эллинизма называли специалистов по языку и литературе.

Поэтом конца I — первой половины II в. н. э. был Сосий, составивший стихотворную эпитафию для пантикапейского ученого Стратоника, его «господина» и «божественного друга» (КБН. 145). Сосий был вольноотпущенником, значит, некогда — рабом. Стратоник распознал в нем поэтическую одаренность. Сам Стратоник — мыслитель и писатель. Он изображен на стеле со свитком в руке, рядом на столике — еще четыре таких же свитка. В надписи говорится, что он хранил «…разумность и славные нравы», был причислен «…к прежним великим людям», а его «…прелестную мудрость узнают из книг бесчисленные века». Под «прежними великими людьми» подразумевались боспорские мыслители IV—III вв. до н. э. Считалось, что их труды не будут забыты в веках.

Жители Боспора, особенно наиболее образованные среди горожан, так же, как и жители других северопричерноморских городов (Ольвии, Херсонеса), неплохо ориентировались в философских и религиозно-философских учениях своих соплеменников в Элладе, любили историю, размышляли о вновь освоенных землях, связывали себя с ними и их исконными обитателями.

Нужно иметь в виду, что большинство колоний на Понте вывели ионийцы, в первую очередь милетцы. Города западного побережья Малой Азии славились своими достижениями в области духовной культуры. В цветущих центрах Малой Азии и близлежащих островов творили знаменитые поэты и первые в европейской литературе прозаики — логографы. Их интересу к истории (пока еще мифической) и стремлению к рационалистической критике мифов в значительной мере обязан высокому званию «отца истории» Геродот, иониец родом из малоазийского Галикарнасса.

Милет и вообще Иония славились своими философскими школами, возникшими на рубеже VII—VI вв. до н. э. и совпавшими с Великой греческой колонизацией. Иными словами, умственная жизнь там била ключом уже в раннее время, опережая в этом отношении другие районы Эллады. Неизгладимое впечатление на эллинов северопричерноморских городов должны были оказать фундаментальные труды Гекатея Милетского и Геродота, в которых огромное внимание уделялось скифским землям и их обитателям, а также пребывание «отца истории» в Ольвии и соседних с ней областях.

Глубокий и всесторонний интерес выдающихся ионийских мыслителей к Северному Понту стимулировал изучение данного региона местными греками, способствовал формированию собственной школы историков, географов, философов. В дальнейшем интерес к наукам, литературе, искусству подпитывался связями городов Северного Причерноморья с ионийскими и другими греческими центрами, особенно Афинами.

Принесенное из Ионии и подпитываемое связями с Афинами любомудрие всерьез овладело душами греков Северного Понта, результат этого — целая плеяда профессиональных философов, риторов, историков, просто любителей мудрости и красноречия. Мы знаем имена людей, заслуживших особое уважение сограждан за их мудрость и любовь к наукам [37].

Первый из известных нам в Северном Причерноморье трудов на историческую тему был создан на Боспоре, в Пантикапее, на рубеже IV—III или в начале III в. до н. э. Имени автора мы не знаем, поэтому называем его Анонимом Боспорским. Нельзя исключить, что у него были предшественники родом из Северного Понта и он учился у них.

Приступая к написанию истории Боспорского царства, он был вооружен добротным образованием, знанием трудов своих коллег и теорий мыслителей из Эллады и Понта, богатым жизненным опытом и интересным для анализа материалом. Увлекшись судьбой Боспорского государства в процессе его становления и в период расцвета, историк стремился к хронологической точности, не пренебрегал деталями, опирался на личные наблюдения, устные рассказы и, видимо, какие-то письменные источники, например, храмовые хроники.

Его труд не сохранился, но был известен некоторым из греческих писателей, которые использовали содержащиеся в нем сведения для написания собственных сочинений. Принято считать, что через самосского историка конца IV—начала III в. до н. э. Дуриса (автора «Историй» и сочинения о сицилийском тиране Агафокле) материалы из произведения Анонима попали в «Историческую библиотеку» Диодора Сицилийского, «Стратегемы» Полиена и прочие труды.

Думается, эпизоды, связанные со сложным и очень важным для будущего Боспора периодом расширения его земель за счет присоединения Феодосии и территории на восточной стороне Керченского пролива, восходят к сочинению Анонима, в первую очередь стремившегося представить картину создания и процветания могущественного греко-варварского государства в Северном Причерноморье под руководством представителей династии Спартокидов.

Уместно вспомнить замечание другого Анонима (Перипл. 30), что Феодосия упоминалась во многих литературных сочинениях — не исключено и тех, что были созданы в самой Феодосии и вообще на Боспоре.