В. Гайдукевич полагал, что в армии восставших были широкие слои эксплуатируемого скифского населения Восточного Крыма, а не только рабы [4]. В. Струве, видевший в трудовом скифском населении Боспора исключительно рабов, высказал предположение о возможной попытке Савмака освободить от рабства скифское земледельческое население по примеру гераклейского тирана Клеарха, жившего в IV в. до н. э. А так как Гераклею Понтийскую связывали давние отношения с Феодосией, то и начать свою реформу Савмак, по мнению автора, мог в Феодосии.
В пользу последнего приводится еще один аргумент: Феодосия ближе, чем Пантикапей, к скифскому племенному союзу, и его воздействие на нее было более сильным [5]. Источник, однако, не дает права столь произвольно трактовать события. Участники восстания в нем названы просто «скифами», а затем говорится, что Диофант «покарал виновников восстания». И ни слова о социальной базе взбунтовавшихся.
Правдоподобнее выглядят иные версии, например, что опорой Савмака были скифы царства Скилура—Палака в Крыму или скифское племя, обитавшее на боспорской границе и бывшее в союзнических отношениях с царем Перисадом, а быть может, вообще находившееся в пределах Боспора, служившее у его правителя, а значит, связывавшее свои политические интересы более с Боспором, чем со Скифским царством [6].
Теперь о «вскормленнике». Кто был им? Савмак? Диофант? А может быть, сам Митридат? Все трое стали претендентами на эту роль в научной литературе разных лет. Лингвистический анализ соответствующего места декрета позволил С. Лурье и Э. Казакевич показать, что вскормленником (воспитанником) Перисада мог быть лишь Диофант и никто другой [7]. В Савмаке же большинство исследователей склонно видеть человека знатного происхождения (едва ли не представителя царского рода соседнего с Боспором Скифского государства), имевшего доступ ко двору Перисада.
Боспорский царь распорядился судьбой своего государства таким образом, какой не устраивал ни живших за пределами Боспора скифов, ни обосновавшуюся на его территории скифскую знать. Отсюда заговор и государственный переворот во главе с Савмаком, видимо, сумевшим аргументировать свои права на верховенство и будущее высокое (царское!) положение в случае успешного исхода задуманного предприятия.
Обратимся ко второй части приведенного отрывка из декрета. Здесь наибольший для нас интерес представляет упоминание Феодосии наряду с Пантикапеем (более того, перед ним) в связи с подавлением восстания понтийским полководцем. Разумеется, этот пассаж никого из исследователей не оставил равнодушным и породил разные вопросы: а не была ли Феодосия одним из основных очагов восстания, или не пал ли выбор Диофанта на Феодосию из-за слабости понтийского флота и боязни напасть сразу на Пантикапей, а быть может, Диофант и помогавшие ему херсонесцы имели дело не с сильным противником, и потому им не пришлось отвоевывать у восставших весь Восточный Крым, но лишь два города — Феодосию и Пантикапей? [8]
В. Гайдукевич, включавший рабов в число восставших, видел в Феодосии и Пантикапее важнейшие центры средоточия эксплуатируемых в ремесле и во флоте рабов. Мы уже отказались от идеи восстания рабов и не можем принять этот аргумент при определении роли Феодосии в событиях. Е. Молев резонно полагает, что захват Феодосии имел для Диофанта многие преимущества: он приобретал надежную базу для борьбы с главными силами противника, сконцентрировавшимися в столице; здесь ему было легче укрыться в случае поражения, чем в далеком Херсонесе; захват Феодосии отрезал скифов Керченского полуострова от степной Таврики, откуда они могли бы получить поддержку — куда могли отступить в случае поражения, и деморализовывал случайных сторонников Савмака.
К этому хочется добавить еще и тот очевидный факт, что Феодосия была на пути диофантова войска в Пантикапей. Иными словами, понтийский военачальник воспользовался удобствами географического и военно-стратегического положения города, и такая тактика принесла плоды: после захвата второго по значимости боспорского города Диофант смог приступить к штурму главой крепости.
И еще один вопрос: можем ли мы судить по факту овладения Феодосией и Пантикапеем соединенными силами понтийцев и херсонесцев о силе или слабости повстанцев и вообще о размахе всего движения? Конечно, два города — это не весь европейский Боспор с его сельскими поселениями и многими городами. Но в то же время Пантикапей и Феодосия были не заурядными, а самыми крупными и важными городами. Пантикапей, без сомнения, оказался в центре событий. Борьба за власть должна была вестись именно здесь, в царской резиденции.
Последний Перисад был сметён с пути нового претендента на трон. А что же Феодосия? Каково ее участие? Можно лишь догадываться, была ли она одним из очагов восстания, имелись ли там сторонники Савмака или же город послужил Диофанту трамплином для достижения главной цели.
Е. Катюшин полагает, что «…Диофант обставил захват Феодосии как карательную акцию, направленную против горожан», разделявших цели восстания Савмака, а «…жители хоры Феодосии составляли часть той вооруженной силы, на которую в значительной мере и полагался Савмак». Во второй половине II в. жилые кварталы города подверглись разрушениям, к тому же времени относится гибель усадьбы на Биюк-Янышаре (сохранились следы пожарища, упавшие деревянные балки перекрытий, пращевые камни) [9]. Эти археологические материалы нельзя не связать с событиями, вскользь упомянутыми в диофантовом декрете.