Всему задавали тон, конечно, русские. Они возглавляли руководящие посты, предоставив остальным нациям управлять банками, торговлей. Представители русской интеллигенции плыли по общему руслу, изготовленному николаевской эпохой, и так же дичали, как дичали и спивались герои чеховских рассказов. С ними никто не считался, их никто не слушал, а они и сами не смели раскрыть рта для намека на какой-либо протест против строя императорской России. Белой вороной был меньшевик Бианки.

Что касается русского чиновничества в Феодосии, оно служило, получало чины, женилось, растило детей и умирало. В холостые годы оно увлекалось игрой на гитаре, мандолине, танцами, ухаживанием. Случалось, ими овладевали и более глубокие страсти. В мое время некий штурман Фолленлорф, владевший большой силой и фигурой Аполлона, сводил с ума не только феодосийскую молодежь, но и чиновничество. Все бросились заниматься тяжелой атлетикой. В каждом дворе валялись гири. У моего школьного товарища Григория Кидони организовалось нечто вроде атлетического клуба. Один почтово-телеграфный чиновник вывернул обе руки, а у железнодорожного чиновника Бандуренко упавший пудовик размозжил пальцы ступни. На большее увлечение и большие страсти чиновничество не было способно.

Конечно, как всякий город, Феодосия имела и своих замечательных людей, я имею в виду не те имена, которые создали мировую славу городу св. Георгия и о которых я буду говорить дальше, я говорю о кумирах обывательской толпы или о людях, известных каждому городскому мальчишке. Назову некоторых из них. Говорит ли что уху современного феодосийна имя Карамба? Это не общеизвестная ругань итальянских моряков, а самая настоящая фамилия какого-то родственника Айвазовского. Жил он в доме сейчас же за картинной галереей. Вечерами против балкона собиралась толпа любопытных. На балкон выплывала грузная фигура толстяка с рыжими баками, такими же на голове волосами, в широкополой шляпе и с трубкой во рту. На плече Карамбы сидела обезьяна. Карамба много скитался по Европе и Америке. Доживать свои дни он приехал в Феодосию. Где бы ни появился сей оригинал, на его плече гордо восседала мартышка, старая, злая обезьяна. Этот чудак умер, кажется, в 1907 году.

-Специалисты по оптимизации знают и расскажут, как вести блог на сайте http://votdoklad.ru/. По утверждению оптимизаторов если вы станете популярным блогером, то многие захотят размещать у вас статьи о своих веб-ресурсах и компаниях-

А вот поэтический облик местной знаменитости — композитора Векслера! Стоит он обязательно на виду всего «мостика вздохов», на самом берегу моря, с глазами, мечтательно устремленными вдаль. Он творит. Феодосийцы почтительно глядят на творческие муки. Векслер издал 3-4 фортепианных вальса!

А вот феодосийская поэтесса! Фамилии ее я не помню. Она отпечатала в типографии Косенко тоненькую книжечку своих стихов, пользовавшихся большой популярностью среди мечтательно настроенных гимназистов. Книжка была украшена огромными инициалами и, вероятно, составляет библиографическую редкость. Следует порасспросить старых феодосийцев, может быть, книжечка у кого-нибудь и сохранилась на память о днях далекой юности. Поэтесса отравилась. У меня имеется с десяток стихов этой феодосийской поэтессы середины девяностых годов. Вот образны творчества трагически погибшего поэта:

«…Широко раскинулось море.
Светла голубая волна
В своем серебристом уборе
Всплывает спокойно луна
Над миром устало высоко
Плывет равнодушно она…
Уснула природа — далеко,
Далеко вокруг тишина.
Спит небо и люди, лишь горе
Не спит и покой не дает
Да тихое синее море
Обычную песню поет.
Поет и о нем вспоминает —
Могуществе гордом своем,
И песне той гордой внимает
Весь берег в молчанье немом».

Стихотворение не особенно грамотно написанное на том международном жаргоне, который в Феодосии считался классическим образом русской речи. Приведу второе стихотворение:

«Тиха и угрюма безлунная ночь
Собираются тучи толпою,
И звезды от взора скрываются прочь
Под мрачною их пеленою.
Приветливый май, что же хмурится он.
Природу совсем не ласкает,
И слышится ветра далекого стон
И море о чем-то рыдает».

Любопытно стихотворение под названием «Ночь»:

«Как хороши наши южные ночи!
Чуден синеющего неба простор:
Звезды горят, как счастливые очи,
Море уснуло в объятиях гор.
Только вдали еще город уснувший.
Вдруг встрепенется и снова уснет.
В свете прозрачной луны потонувшей
Тихо, торжественно полночь идет!»

Здесь и луна, и она, и душа, и звезды и все, что полагается воспевать провинциальному поэту с нежным сердцем и мечтательной душой. Треть книжечки пестрит стихами, посвященными разным лицам. Имена и фамилия последних скрыты под инициалами. В посвящениях воспеваются страстные очи и жгучие взоры, стройный стан, кудри. Не они ли сгубили чувствительную душу поэтессы?

Не буду вспоминать о других феодосийских знаменитостях: о жене провизора Бродского, отличавшейся необычной полнотой, в которую были влюблены все городские извозчики. Они же назвали именем той части ее тела, которой мадам садилась на мягкие подушки экипажей, безымянную гору между деревней Насыпкой и Коктебелем. Не буду вспоминать ни о Коте Пиличеве — владельце купален, законодателе мод, почти парижанине, случайно оказавшемся на берегу Черного моря, или о скромном фотографе Дранкове, чей кинематографический гений создал ему славу и у нас, и в Европе.

Если бы существовала дореволюционная Феодосия, она, безусловно, оценила бы достоинство сих великих мужей и нашла бы средства увековечить память своих замечательных сограждан. Увы, времена меняются и люди скоро забывают современников, еще 30-35 лет тому назад составлявших гордость скромной Феодосии.

Можно ли рассчитывать на людскую благодарность даже в таких вещах, как в вопросе о первом знакомстве феодосийцев с автомобилем? Первый автомобиль феодосийцы увидели благодаря отчаянно храброму скуласто-рыжему Лампси (имени его не помню). Я сам, затаив дыхание, глядел на чудесную машину, переезжавшую базар к непомерному ужасу уток, кур, гусей, свиней. Толпой бегали феодосийцы за автомобилем и с презрением начинали глядеть на фургонообразный, допотопный омнибус на 12 человек, запряженный четверкой коней, поддерживавший сообщение между Феодосией, Старым Крымом и Карасубазаром.