Жизнь феодосийской интеллигенции и феодосийского чиновничества ничем не отличалась от таковой жизни в других городах империи. Собственно говоря, трудно было разграничить жизнь одних от жизни других, потому что почти все служили и занимали различные должности на ступеньках иерархической лестницы.

В городе не издавалось ни газет, ни журналов. Адвокатствующие слои принадлежали к верхам купеческой буржуазии, не было интеллигентствующих кадров, которые бы давали направление политической жизни города. Ели сытно, спали крепко, любили страстно. Никого не спасали, никогда не протестовали, не фрондировали, считали себя хорошими верноподданными и добрыми патриотами.

Отсутствие всякой заинтересованности в политике и намека на какую-нибудь общественность щедро искупалось злословием, любовью к сплетничанью, интриганству, льстивому низкопоклонству перед сильными мира сего. Чинопочитание ценилось превыше всего, а богатство возносилось как золотой телец над миром.

Богатая свадьба или пышные похороны заставляли о себе говорить неделю. Подробно обсуждались наряды невест, количество экипажей, угощение и даже освещение церкви, пение хора. Русские венчались в соборе, а греки в своей церкви. Очень любили посудачить о «печальном» лице невесты или о «покинутой», пришедшей навестить свадьбу счастливой соперницы. Случай, когда обманутая облила карболовой кислотой шлейф невесты, на несколько дней заглушил интерес к пушечным раскатам начавшейся японской войны.

Богатые свадьбы русских и греков тянулись по два и три дня. У греков существовал еще такой обычай: когда новобрачных усаживали в карету (без кареты не бывало ни одной приличной свадьбы), кто-либо из присутствующих кричал кучеру: «Ну езжай, не оглядывайся». ямал 202

В соборе особенно почетных, богатых новобрачных хор встречал громогласным приветствием. Очень скромно справляли свои свадьбы армяне, еще скромнее евреи и караимы. Звучно и весело встречали молодых татар. Осенью Форштадт гремел от зурны и гула «даулов» — огромных барабанов. И день, и ночь шло веселье по случаю свадебных торжеств. По улицам разъезжали конные с красными стягами, устраивались борьба, скачки, встреча жениха, проводы невесты.

Греки и русские любили устраивать пышные похороны со множеством провожающих гроб умершего, с одним, а иногда с двумя церковными хорами, попами, дьяками, хоругвями, торжественным церковным звоном. На могиле богатых говорили прочувствованные речи, а бедных хоронили без речей. После похорон раздавали кутью. Греки делали ее из пшеничного зерна «арнаутка», заправленного мелко истолченными орехами и медом, а русские — из риса и мармелада. Богатые одаривали нищих медными деньгами.

Зажиточные армяне и богатые караимы также шумно провожали усопших. Татары хоронили безмолвно и поспешно, до захода солнца.

Любили феолосийцы посудачить и посплетничать. Поистине, не было ни одного видного лица, а тем более красивой женщины, о которой не сплетничали, иногда зло, жестоко. Сплетни возникали сразу и как-то внезапно и делались достоянием от мала до велика. Иногда эти сплетни носили шутливо-серьезный характер. У феодосийского греческого консула Карасарини было две дочери — красавица-невеста и уродливая горбунья. Феодосийцы уверяли, что за горбунью дают 50 000 рублей приданого, но жениха еще нет. Много злословили по адресу красавицы-невесты и ее жениха за их уединенные прогулки по пляжу, хотя и всегда в сопровождении горбуньи-сестры.

Возмутительно злословили о дочери инженера Н. и ее обожателе студенте X. Уверяли о случившемся с ними казусе на даче Рукавишникова, потребовавшем экстренного вмешательства врачей. Эта гнусная сплетня долгое время гуляла по городу и особенно смаковалась известными всему городу развратниками. О женщине не принято было говорить хорошо. На нее смотрели глазами самца, говорили о ее пригодности как самки. Общее ли одичание охватывало и более культурные прослойки населения или же темпераментные порывы южан не мешали видеть в женщине одну самку. Конечно, весь цинизм распущенных и несдерживаемых страстей прикрывался внешне рыцарской приветливостью и воспитанием.