На возвышенности между мостом, пересекавшим ров со стороны Армянской улицы, и мостом Суворинской улицы были расположены палатки торговцев рыбой. Все отбросы, гниющая рыба, вонючий рассол — все сливалось в ров, застаивалось там, разлагалось в сорокаградусную жару. Базар, замыкавший собой Форштадт, занимал обширную площадь. На нем не было никаких строений, за исключением деревянного павильона с весами и вышеупомянутых палаток с продажей рыбы. В базарные дни сюда стекались все домашние хозяйки. Молочный ряд шел от фонтана к площади; за ним располагались торговцы рыбой, за их палатками, у моста, у Суворинской улицы гудела оживленными голосами толкучка, ближе к центру площади стояли возы с овощами, продавцы фруктов, вина, галантереи. За базаром — кварталы Форштадта.
Посетив Феодосию в 1931 году, я прошелся по когда-то мне хорошо знакомым улицам. Почти ничего не изменилось с 90-х годов прошлого столетия. Те же мечети, те же мазанки, та же канава с мостиком и наиболее приличными домишками, построенными, как говорили тогда, на «заячьи деньги» обер-кондуктором Анзелем и другими казнокрадами. Только на гору влезло много домов после 1902 года. Пришлое население вступило в борьбу с мертвым населением татарских кладбищ. И скоро мусульманские «мазара» должны были уступить право живому человеку. Уменьшилось количество собак. Бродячие собаки являлись настоящим бичом слободки. Летом они бесились, кусали прохожих, ночью выли на разные голоса, пугали лаем запоздавших. Из чиновничьей Феодосии здесь жили учитель городского училища Бакун, имевший над базаром собственный дом, и семья Бианки. Один представитель этой семьи считался меньшевиком, был в ссылке, был одно время городским головой в Феодосии. Я помню его студентом с длинной шевелюрой, ниспадавшей на плечи.
Кладем плитку самостоятельно полезные советы, а также мастер классы профи.
Если на Форштадте ютились татары и цыгане, то Карантинную слободку облюбовали рыбаки, портовые рабочие и мелкое чиновничество. В настоящее время слободка несколько вытянулась в сторону гор. Много домов разрушилось во время голода. Ни в одной части города я не испытывал такого своеобразного ощущения ушедших веков, как во время посещения Караимской слободки. Мне кажется, такой она была при генуэзцах и оставалась во времена турецкого владычества. Узенькие улицы, покрытые каменными плитами, неожиданные изгибы переулков, высокие глухие стены, решетчатые окна. Вся слободка сжалась, спряталась под защиту Митридатова холма, замкнулась за тяжелые засовы своих ворот, отгородилась от остального мира. Не такими разве были средневековые «гетто», куда фанатизм католической церкви и изуверство правящей христианской клики заставляли селиться своих религиозных противников?
Пройдите вечером по таинственным спускам и переходам слободки. Вы не услышите даже оглушающего собачьего лая, как на Форштадте или в других частях города. Эта неприятная тишина, эти темные средневековые переходы, безжизненность улиц пугали меня в отроческие годы. Я избегал под вечер ходить через Караимскую слободку. Время изменило облик населения города, но оно почти не изменило его внешней архитектуры, зданий и своеобразного характера улиц, тупичков и переулков. Я еще помню патриархальные бороды и длинные кафтаны почтенных «раббе», возвращающихся домой после торговой суетни в городе. Эти бороды и эти кафтаны, подпоясанные кушаком, стали исчезать после 1900 года и теперь исчезли окончательно. Необходимо тщательно заснять этот кусочек средневекового прошлого. Немцы или французы сделали бы из него музей и торговали бы им, эксплуатируя любопытство заокеанских туристов.
Ни одна часть Феодосии так быстро не застраивалась и не развивалась, как рабочий поселок Сарыголь (в черте современной Феодосии, район железнодорожной станции «Айвазовская», прим. сост.). Можно смело сказать, что и весь город удвоился размером и количеством населения исключительно за счет Сарыголя. Он и сейчас растет, расширяет свои пределы до старого вокзала. Ему предстоит и завидная участь в будущем, т.к. остальным некуда больше расти. И Форштадт, и Карантинная слободка живут прошлым. Они в стороне от жизни порта и железной дороги, от путей на север.
До постройки порта вдоль шоссе, идущего на Старый Крым, было немного домов. Одним из первых учел все значение этой местности немец-колонист Риль. Обладая капиталом, он построил склад земледельческих орудий. Следом за ним и другие начали строить новые лавки, магазины, дома. Возникли новые улочки. Пустынная Сарыгольская возвышенность, на которой высится водонапорная башня, еще в 1898 году имела только одну улицу, а затем начался неудержимый рост домов и дач. Будучи в 1913 году в Феодосии, я не узнал местности, на которой мы с таким успехом запускали когда-то по воздуху змей.
В том же 1898 году пустынно было все пространство между дачей Грамматикова и «Добрым приютом» (территория современного санатория министерства обороны Украины, прим. сост.) Рукавишникова. Пустыри подходили под стены подворья Топловского монастыря. Сейчас здесь целый город. Время изменило Сарыголь неузнаваемо. Возникли новые слободки, как Востреновская, Бобриковская. С такой же закономерностью изменилась и центральная часть Феодосии. Все то, что тяготело к порту и железной дороге, изменило свой облик. Неизменными остались улицы, граничившие с Форштадтом. Карантинной и Караимской слободками. Почти не изменилась Айвазовская улица, где родился художник, Гаевская, Армянская, Суворовская, Георгиевская, Военная, часть Итальянской улицы, до угла Греческой. Значительные постройки воздвигались ближе к вокзалу (Азовский банк, гостиница «Астория» и др.), на Дворянской улице, на Сарыголе. Это развитие было несколько заторможено империалистической войной и последовавшими за ней событиями.