В те же годы произошли серьезные изменения в деятельности Феодосийского музея древностей. Новым хранителем музея стал корреспондент ООИД (с 13 ноября 1848 г.), затем действительный член (с 1 марта 1851 г. [52]) и член правления феодосийского центрального карантина Евгений Францевич де Вильнёв (ум. не ранее 1867) [53]. Он являлся хранителем музея на общественных началах, не получая за эту службу ни копейки, на протяжении 15 лет [54], с 5 августа 1849 г. вплоть до 17 октября 1864 г. О Е. Ф. де Вильнёве нам известно крайне мало, остаются неясными даже даты его жизни [55].
Французский дворянин, получивший образование на родине, впоследствии член Парижского исторического института, де Вильнёв прибыл в Россию в 1837 г. и поступил на русскую гражданскую службу учителем французского языка в Таганрогскую гимназию, а в 1842 г. присягнул на подданство России. В 1845 г. он был причислен к Министерству внутренних дел, состоял при Медицинском департаменте, которым был командирован в Одесский карантин, где служил в чине коллежского советника.
Можно предположить, что еще в годы пребывания в Одессе Е. Ф. де Вильнёв познакомился с Н. Н. Мурзакевичем и другими членами ООИД. В 1848 г. Е. Ф. де Вильнёв был «перемещен в Феодосийский карантин непременным членом, где ныне и состоит на службе в чине коллежского советника» [56], — писал директор Керченского музея древностей А. Е. Люценко [57] председателю Имп. Археологической комиссии графу С. Г. Строганову 12 февраля 1865 г. из Керчи.
В Адрес-календарях его фамилия фигурирует сначала в чине титулярного советника, непременного члена Феодосийского центрального карантина [58], затем в чине коллежского совегника какслужащего Феодосийского центрального карантинного правления вплогь до 1867 г. [59], но в Адрескалендаре 1869 г. он не упомянут, что свидетельствует либо о выходе в отставку, либо о смерти.
В единственном документе — письме генерал-губернатора Новороссии П. Е. Коцебу председателю Имп. Археологической комиссии графу С. Г. Строганову от 2 декабря 1864 г. № 328 с просьбой о награждении Е. Ф. де Вильнёва за многолетнюю службу по охране древностей Феодосии, он ошибочно назван «надворным советником» [60], что ввело в заблуждение Э. Б. Петрову. К концу русской гражданской службы Е. Ф. де Вильнёв получил несколько денежных наград, бронзовую медаль в память Крымской войны 1853-1856 гг., пенсию на службе за выслугу 25 лет, знак отличия «беспорочной» службы за 15 лет и орден Св. Анны 3 степени «за выслугу в настоящей должности 12 лет сряду» [61].
каждая икона открывает окно в светлое, прозрачное и спокойное небо. |
После перевода в Феодосию, Е. Ф. де Вильнёв по собственному желанию принял заведование Феодосийским музеем в соответствии с просьбой правления Феодосийского карантина, подтвержденной письмом таврического гражданского губернатора генерал-лейтенанта В. И. Пестеля от 5 августа 1849 г.:
«Хранящимися в Феодосийском музеуме древностями заведывал прежде медик карантинного правления Граперон, по смерти коего, труд этот правление приняло на себя. Музеум наш, правда, небогат, но сохранение древностей и содержание их в порядке, все же требует и забот, и знания. На первые Вы вызвались добровольно, последнее принадлежит Вам неотъемлемо по образованию, а потому я вместе с сим предложил правлению карантина передать музеум в Ваше непосредственное заведывание, а Вас покорнейше прошу, приняв это заведение, лелеять его со свойственной Вам любовью к наукам. О положении музея я буду ожидать от Вас полных сведений» [62].
Отношением от 31 мая 1850 г. наместник кавказский и почетный президент ООИД князь М. С. Воронцов уведомил общество о своем согласии с распоряжением генерал-лейтенанта В. И. Пестеля. Само общество обратилось к Е. Ф. де Вильнёву с просьбой принять заведование Феодосийским музеем письмом от 26 сентября 1850 г. [63], т. е. год спустя после фактического принятия им дел.
Показательно, что переписка ООИД с хранителем Феодосийского музея велась на двух языках — подданный Франции Е. Ф. де Вильнёв писал свои рапорты в Одессу исключительно на французском языке, а официальные письма ООИД, составленные секретарем Н. Н. Мурзакевичем на его имя, написаны на русском. Это свидетельствует о том, что хранитель музея знал русский язык, но в общении с одесскими «любителями древностей» предпочитал родной. Уже в огчете ООИД за 1849 г. появились сведения, что общество, на основании параграфа 96 своего устава, «ходагайствовало у высшего и местного начальства о сохранении генуэзской цитадели в Феодосии и древнейшей мечети в Эски-Крыму [64] и продолжило археологические изыскания в Эски-Крыму64, начатые Е. Ф. де Вильнёвым. В архиве Таврического губернского правления хранилось дело 1849 г. № 144 «О сохранении турецкой надписи в Эски-Крыме на мечети Хана Узбека 714 г. Эгиры» [65].
Быстро войдя в курс дел, 3 января 1850 г. Е. Ф. де Вильнёв обратился в ООИД с просьбой добиться у М. С. Воронцова средств «для приращения» фондов, так как целевое финансирование музея было прекращено еще в 1826 г.: «С тех пор сколько драгоценных монет было изъято из Феодосии!