страница_44

В июне 1826 г. директор Одесскго и Керченского музеев древностей И. П. Бларамберг осмотрел Феодосийский музей и проверил наличие вещей по описи. «Я полагаю, — писал он М. С. Воронцову, — что с малыми издержками можно бы было дать сему хранилищу вид гораздо пристойнейший, прибавлением в некоторых местах окон для лучшего освещения разных предметов, особливо надписей, которые теперь едва разобрать можно…». Он также предложил переместить пантикапейский барельеф с изображением грифона (ил. 135-138), ранее украшавший портал Керченской крепости и неизменно вызывавший внимание путешественников [128], в Керченский музей в обмен на четыре античные статуи из Таганрога, описанные И. А. Стемпковским и по его же настоянию перевезенные в Керчь [129]. Это предложение не получило отклика Граперона, поэтому барельеф с грифоном и поныне хранится в Феодосийском музее древностей [130].

Язвительный Ф. Ф. Вигель писал о докторе Грапероне, что он «столь же мало смыслит в археологии, как и в медицине, а как француз берется за все, и сей музеум только богат вещами, похищенными из Керчи, когда сей город был подвластным Феодосии. Большие споры идут о том между гг. Бларамбергом и Грапероном, особливо же за одного грифона [131], высеченного на камне. Этот грифон был эмблемою Пантикапеи, украшал долго ворота Керченской крепости, и насильственно завладела им Феодосия» [132].

Занятый раскопками в окрестностях Керчи, Симферополя и Одессе и устройством Одесского и Керченского музеев древностей, И. П. Бларамберг не уделял достаточного внимания Феодосийскому музею. Более того, он пытался вернуть в Керченский музей древностей пантикапейские памятники, вывезенные из Керчи при С. М. Броневском. Возможно, не без участия И. П. Бларамберга в 1826 г. по распоряжению начальства ежегодное финансирование музея (171 руб. серебром) было прекращено [133].

И. П. Бларамберг оставил единственную статью, посвященную местоположению античной Феодосии по Страбону, где кратко охарактеризовано собрание Феодосийского музея [134]. Директор Керченского и Одесского музеев древностей не согласился с гипотетической локализацией И. М. Муравьевым-Апостол ом античной Феодосии поблизости от Отуза (Офтуза) в 20 верстах морем от Каффы. В 1823 г. Иван Матвеевич писал о находившемся там древнем поселении: «Я не был там, но слышал, что и до сих пор существуют признаки бывшего селения. Остатки ли это древней Феодосии, я этого утверждать не хочу; но полагаю, что если там до XIII в. оставалися в земле камни, служившие основаниями зданиям, то последние опустошения произошли от генуэзцев, точно так как мы из стен и башен Херсона строили хутори и казармы Севастопольские» [135].

И. П. Бларамберг в исследовании о местоположении трех тавро-скифских крепостей локализовал укрепление Хавон (Хаб, Хабон, Хавы), упомянутое Страбоном (51гаЬо, VII, 4,7), в 4-х верстах южнее Отуза. Этот вывод он сделал на основе собственных натурных исследований местности: «Остатки укреплений, находящихся на высоте, лежащей близ берега моря, в конце Отузской долины, представляют развалины… укрепления или крепостцы скифской постройки <…> Генуэзцы добывали из этого места… часть камня, необходимого для постройки города… на месте древней Феодосии. Основатели этого города назвали его Каффою. <…> Черепки древних сосудов, найденные нами в предполагаемых нами развалинах укрепления Хавона, свидетельствуют о существовании какого-то древнегреческого поселения в этих местах, но ничего не говорят нам более», — писал антикварий [136].

Описанная еще П. И. Сумароковым надгробная надпись КБН 952 в деревне Козы в 8 верстах от Отуза, на его взгляд, подтверждала это предположение. Сыном И. П. Бларамберга Михаилом был снят приблизительный план «тавро-скифского» укрепления, открытого директором музея в 5 верстах к ЮВ от Отуза, изданный в литографированном виде в качестве приложения к книге отца. Рукописный оригинал этого плана до Октября 1917 г. хранился в библиотеке Одесского общества истории и древностей [137].

Н. Н. Мурзакевич, в 1836 г. ехавший из Судака в Феодосию, также отметил, что «не доезжая до дер. Отуз мы обратили внимание на следы древнего скифского укрепления Хавон <…>. Судя по заметным валам, должно полагать, что здесь было небольшое укрепление, служившее передовым прикрытием находившейся внизу пристани тавро-скифов, о которой упоминает Арриан в его Перипле Понта Евксинского» [138]. П. И. Кёппен, полемизируя с И. П. Бларамбергом, локализовал Хаб (Хавон) на территории современной ему Феодосии и издал глазомерный план отузского укрепления (ил. 168) [139]. Ф. Дюбуа де Монпере поместил в своем атласе литографию с общим видом местности в районе Отуза (ил. 169). Из-за отсутствия эпиграфических находок точная локализация этого пункта до сих пор дискуссионна — большинство современных специалистов помещают упомянутое Страбоном укрепление во внутренней части Крымского полуострова, а не на его побережье [140].

Во время поездок 1827,1829 и 1833 гг. П. И. Кёппен составил перечни наиболее примечательных экспонатов Феодосийского музея древностей, которые почти не отличаются от описи 1816г. Скорее всего, из-за отсутствия средств на приобретение древностей, и Галлера, и Граперон больше думали о пополнении своих собственных коллекций, чем о новых поступлениях в фонды музея, что для той эпохи было обычным явлением. Совмещение хранительской работы музейных сотрудников и коллекционирования ими же древностей стало порицаться в России только с середины — второй половины XIX в., в ходе выработки этического кодекса музееведов, восходящего к правилам, бытовавшим в музеях Западной Европы [141].