В конце августа — начале сентября 1803 г., по поручению императора Александра I, Феодосию посетил ученый-энциклопедист, архитектор Николай Александрович Львов (1753-1803), действительный член Российской академии (1783), почетный член Академии художеств (1786), в то время тайный советник, «главный директор угольных приисков и работ в империи, главный начальник земляного битого строения» в Экспедиции государственного хозяйства. Он вызвался исследовать минеральные источники Кавказа для устройства там водных лечебниц. Львов впервые побывал в Крыму еще в 1787 г., находясь в свите императрицы Екатерины II [100], но тогда его больше всего впечатлили памятники Бахчисарая [101].
Ученый пропагандировал изучение памятников архитектуры не по книгам и увражам, а в натуре, на местности: «Остатки древних зданий единые верные светильники, ведущие художника к действительному великолепию и изящному вкусу» [102]. В проекте своей экспедиции на юг империи, состоявшейся летом и осенью 1803 г., он планировал «обратный путь взять через Тавриду, осмотреть состояние колонии и мест для разведения виноградных садов» [103] Но его планам не суждено было сбыться в полной мере — заболев в Феодосии «крымской лихорадкой», Львов спешно покинул Тавриду.
До нас дошли его карандашные рисунки — «профиль кефской мечети» (ил. 49) [104] и набросок развалин «в Кефе» (ил. 50) [105]. В его путевых тетрадях сохранилась запись о посещении им суворовской Фанагорийской крепости и ст. Тамань 18 августа 1802 г., откуда происходили львы, позднее украсившие вход в Феодосийский музей древностей: «На босфорском проливе построена кре[пость] Фанагория в 1793, кончена построением в 1796 г. В ней теперь один батальон команды. Тамань разломывать начали 93 году, на пристани находившиеся ворота украшены были 2-мя львами древней греческой работы из паросского мрамора. На церковь и на постройку других зданий разломан стар[ый] Тамань и теперь только осталась одна баня турецкая, которой бассейн не нашел я ни в каком здешнем сарае. Львы длиною по 2 аршина 1/4 по вышине» (ил. 51) [106].
Спутник Н. А. Львова живописец И. А. Иванов оставил множество акварелей крымских видов, в том числе Феодосии, Керчи и Еникале (ил. 52-55) [107]. В перечне «видам и чертежам» их совместной поездки на юг значится «Вид Феодосии с приезду» (ил. 52) [108].
Порт Феодосии, как и прочие гавани Тавриды, ограничивались «меною произведений сего полуострова на предметы, необходимые для потребления его мусульманских обитателей, и следовательно имели сношение с одною только Турциею», Император Павел I в противовес решению Екатерины II, объявившей гавани Крыма «свободными», учредил по всему полуострову таможни, которые замедлили рост товарооборота морской торговли Феодосии — «привоз большею частью превышал вывоз» [109], из-за чего меры по активизации торговли не дали должного эффекта. неприхотливое растение хемиантус микрантемоидес предпочитает яркое освещение
Малолюдность Тавриды (Э. Д. Кларк в 1800 г. застал в Феодосии всего 50 семей) и неразвитость экономики вызывали беспокойство властей. В 1804 г. Александр I издал манифест, приглашавший выходцев из Европы селиться в России на очень выгодных условиях. При руководстве Новороссийским краем французами, херсонских военных генерал-губернаторов А. Э. де Ришелье [110] и А. Ф. Ланжерона [111], в Крыму, так похожем по климату на Францию, поселилось значительное число их соотечественников, включая предпринимателей, земледельцев, скотоводов, ремесленников, негоциантов, виноградарей, виноделов, садоводов, гувернеров и т. п. [112] Но, несмотря на все усилия, к 1809 г. на всем Крымском полуострове не насчитывалось и 200 тыс. жителей обоего пола [113]
23 февраля 1804 г. в Феодосии было учреждено градоначальство, которому вплоть до 1821 г. административно были подчинены города Керчь и Еникале с прилегающими территориями.
Градоначальников южных портовых городов — Одессы, Таганрога и Феодосии, получавших различные льготы и привилегии с целью развития внешней торговли и экономики Новороссии, — назначали из государственных чиновников высокого ранга, которые первоначально оставались напрямую подотчетны только императору, министрам юстиции и внутренних дел [114]. 15 ноября 1810 г. Министерство полиции предписало феодосийскому градоначальнику С. М. Броневскому (о нем см. гл. 2), что «сухопутные и морские воинские начальники, действуя в отношении к командам, им вверенным, на точном основании воинских правил, во всем прочем, что до управления городом и вверенными вам частями принадлежать может, имеют исполнять ваши приказания» [115].
В 1821 г. градоначальники были переподчинены херсонскому военному губернатору, который с 1822 г. стал именоваться новороссийским генерал-губернатором. В 1824 г. градоначальникам, по представлению генерал-губернатора Новороссии М. С. Воронцова[116], в свою очередь, были подчинены «все военные команды, в городе состоящие; все крепостные и портовые строения; таможня; карантин; морские и сухопутные чиновники с людьми ведения их, постоянно или временно… на судах или иначе находящихся» [117]. Феодосийскому градоначальнику подчинялись карантинные конторы, таможни и заставы в Феодосии, Керчи, Еникале, Севастополе, Евпатории.
С бурным развитием Керчи после открытия керченского градоначальства (1821), портам нового (карантина (1827), в 1820-1830-х гг., благодаря активному лоббированию керчанами собственных интересов и их поддержке в высших эшелонах власти, градоначальники Феодосии стали утрачивать административные позиции. По воспоминаниям Феликса Дагорио [118], значительную роль в уменьшении значения Феодосии сыграл новороссийский генерал-губернатор М. С. Воронцов, который, иступив в должность, был обижен недостаточно нежликым приемом одного из феодосийских градоначальников (возможно, Н. И. Перовского? [119]) и с тех пор объезжал город стороной, испытывая к нему антипатию. В противовес Феодосии граф пестовал и всячески возвеличивал значение Керчи, ставшей его любимым городом, которую он часто посещал и всячески содействовал ее экономическому и культурному развитию [120].