Рано утром через день я ненадолго покидаю Алушту, чтобы посетить главный город русского Крыма – Симферополь, а так же древнюю столицу Крымского ханства – Бахчисарай. Дорога из Алушты в Симферополь, по которой я уже ездил с целью посетить Чатыр-Даг, на четвертой версте поворачивает на подъем, бесконечно тянущийся на протяжении двух с половиной лье.

Стоит невыносимая августовская жара. Лошади переходят на шаг. Их грудь покрыта пеной, а вокруг боков вьются назойливые, кусачие мухи. Справа по ту сторону долины высится все тот же Д,емерджи, а слева вырисовывается мощное основание Чатыр-Дага. Далее мы следуем вдоль татарской деревни Шумы, где растут огромные ореховые деревья. Останавливаемся у оборудованного источника с табличкой: “ Близ сего места в сражении против турок Михаил Илларионович Кутузов, что после был фельдмаршалом и князем Смоленским, ранен в глаз, “

Вода этого источника особенно свежа. Наши лошади пьют эту воду огромными глотками, кучер пьет так же, как и его лошади, а я следую примеру кучера. И все мы чувствуем большой прилив сил. Даже наша коляска вздрагивает от удовольствия, когда ее освежают несколькими ведрами этой магической воды. В тот момент, как наши лошади тронулись в путь, мы заметили, как из леса вышел один татарин.

Он был измучен и мокрым от пота. На плечах он нес потерявшуюся два дня назад овечку. Не снимая своего груза, он наклонился к источнику, отпил воды, освежил свои глаза и виски и, неожиданно посвежевший, продолжил свой путь в сторону Алушты. Мы же все с той же скоростью похоронной кареты первого класса направились в сторону перевала. Сидение моего экипажа нагрелось до невозможного. Садясь на него, я испытываю такое же ощущение, как в детстве, когда однажды по неосторожности присел на ножную грелку своей тетушки.

Как бы то ни было, но я замечаю на лесном пригорке белый обелиск, воздвигнутый Николаем Первым в 1826 году на месте остановки кортежа Александра Первого во время его последнего посещения Крыма. Вокруг меня тянутся сплошные леса, расположенные в отрогах Чатыр-Дага. Наконец, мы достигаем высшей точки нашего подъема.

Лошади переводят дух, а затем с умопомрачительной скоростью метеора, оторвавшегося от сферы своего притяжения, мы скатываемся по другой стороне дорожного склона. Это не обычный спуск. Это настоящее падение болида, обжигающего все на своем пути, включая и мое дыхание. Так мы двигаемся вплоть до станции Таушанбазар, где дорога приобретает более нормальный вид, а наш фаэтон замедляет свою метеоритную скорость.

Небо внезапно потемнело и пошел дождь, но мелкий, нежный, от соприкосновения с которым подрагивают листья, а земля начинает источать ароматы. Леса здесь еще сохраняют свою красоту, но их вид быстро надоедает. Они похожи на храм, загроможденный неисчислимыми колоннами. Не видно ни горизонта, ни земли, и, самое главное, не видно моря. А ведь пейзаж без моря – это как незрячий человек, это слепой пейзаж. Все мрачно, как в пятом акте мелодрамы: на сцене нет ни огней рампы, ни фриза. Но, не будем нервничать! Мы еще увидим наше море. И, кроме того, как сказал Вольтер: «Постоянное удовольствие — это уже не удовольствие».

После Партенитской долины те области, куда мы сейчас въезжаем, показались мне самыми плодородными в Крыму. Сейчас, когда почти на всем полуострове повсюду видна только выжженная земля, здесь можно наблюдать огромные поляны с колосящейся травой, придорожные канавы заполнены овсюгом, вперемежку с голубым льном и фиолетовым чертополохом. В этом месте, где даже подошвами своих башмаков я ощущаю бурный рост растительности, текут не просто ручейки, а настоящие шумные, водяные потоки. И все это, без сомнения, благодаря Чатыр-Дагу, каменные щупальца которого, хорошо заметные отсюда, выглядят, как закрытые каналы для его подземных рек.

В связи с тем, что дождь усилился, я решил переждать его в кабачке “ Ангар “, носящем имя того места, где это заведение расположено. Пока я, стоя в углу, пил чай, мне посчастливилось побеседовать с владельцем этого богатого хозяйства. Это крепкий, симпатичный, молодой человек с голубыми глазами и густой бородкой. На нем – соломенная шляпа с широкими полями, кожаные сапоги желтого цвета и холщовая блуза с широким кожаным поясом, о который во время нашей беседы он постоянно упирается своими крепкими деревенскими руками. С очаровательной простотой, на прекрасном французском он рассказывает мне о себестоимости рабочей силы в Крыму, о том, какой доход он получает с каждого гектара пшеничного поля. А когда я спросил, не скучно ли ему в таком уединенном месте, он широко улыбнулся мне в ответ.

Как только окончился дождь, мой собеседник указал мне дорогу к истокам Салгира, и я продолжил свой путь, оставив молодого человека стоящим на пороге кабачка. Он все так же упирался руками о свой кожаный пояс и с тревогой всматривался в дождливое небо, которое вот уже третий день не позволяло ему начать обмолот зерна.