На следующий день после своего прибытия, где-то к полудню, я поднимаюсь на площадку одной из этих башен по специально оборудованной лестнице. Солнце стоит над моей головой, и моя тень собирается в одну чернильную лужу. На одном из зубцов башни время от времени появляется небольшая ящерка…

Вокруг меня раскинулась деревня, испещренная улочками, часть из которых спускается к морю, а часть ведет в долину. На одной из соседних террас разложены соблазнительные початки кукурузы. В нескольких шагах от этого места татарские ребятишки купаются в море и бегают по раскаленному песку. Они в этом ярком свете необычайную выразительность. Кажется, что некоторые из них высечены из оникса, а другие – из розового мрамора.

А вот еще один, похожий на бронзу. Когда он, весь мокрый, выгибается на солнце перед тем, как снова погрузиться в море, так и хочется завернуть его во что-нибудь и отправить в какой-нибудь Лувр. Плоская поверхность моря сверкает, как гигантский стеклянный лист, и, как только какой-нибудь юный купальщик бросается в море, оно разбивается на тысячи хрустальных осколков. Все окутано теплыми, радужными воздушными волнами, превращающими простой белый парус в лоскут от радуги, а приземистый Чатыр-Даг в огромную сверкающую стальную наковальню.

Початки кукурузы на соседней террасе продолжают соблазнять меня. Шелковистая серебряная паутинка попала мне в лицо. Я осторожно сдуваю ее, и она медленно, медленно поднимается в золотисто-голубую высь. Какой красивой должна была быть древняя Алушта в такую погоду, особенно в дни христианских праздников!

С ее крепостью, высокие стены которой, украшенные разноцветными флагами, выделялись на фоне зелени долин, с ее соборами и византийскими часовнями, бьющими во все колокола, с ее праздничными улицами, наполненными горцами-готами и их тяжелыми повозками, груженными фруктами, с ее процессиями, когда на солнце сверкали кресты, митры, посохи, епископские мантии, стихари и золотисто-пурпурные хоругви, а вместе с благовониями устремлялись в небо искренние набожные песнопения, усиливаемые постоянным страхом перед непрекращающимися набегами ужасных гунн, сметающих на своем пути и людей, и целые города…

В то время, как я спускаюсь с башни, где-то поблизости раздается пение муэдзина…

В конце своего описания я вынужден добавить ложку дегтя. Увы, но что касается современной Алушты, то она пытается быть похожей на Ялту, так же, как дикая обезьянка пытается походить на плохо обученную гориллу. И потому она отвратительна. Мне не хочется описывать то, что в этих местах называют русским или татарским городом. На самом деле, я даже не знаю, как назвать это скопление белых домиков, безличных магазинчиков, узких улочек, утопающих в белой пыли, и булыжных тротуаров. Конечно, временами попадались лотки с фруктами, оригинальные типажи, осветляющие эту пыльную картину, но впечатление от этого настолько мимолетно, что я позднее не нахожу ничего примечательного в своих записях.

Чтобы поближе познакомиться с сегодняшней Алуштой, нужно спуститься на ее набережную часам к 5-7 вечера. Как и в Ялте, эта маленькая набережная является главной улицей этого места. Как и в Ялте, именно здесь на пляже, утыканном покосившимися изгородями, купается основная часть отдыхающих. Как и в Ялте, именно здесь можно встретить неопытных амазонок в сопровождении красавцев татар-маклеров. Именно сюда, наконец, приходят легочные больные вдохнуть вместе с морскими запахами всю окрестную пыль.

Точно, как в Ялте! Впрочем, дома, выходящие на море, еще не успели приобрести вид картонных пазлов крымской Ницы. Это простые маленькие домики, окруженные белыми деревьями, которыми, кажется, предварительно подмели все дороги Крыма. Во время своей первой прогулки по пляжу я повстречал несколько купальщиц, выглядевших менее удрученными, чем в Ялте. Они располагались в больших деревянных купальнях, стоящих на сваях.

Почти все эти купальщицы носят широкую шляпу из спартри, прозванную Ниниш, под которой многие миловидные мордашки, словно по волшебству, приобретают вид спелых персиков. Что касается их одеяния, то абсолютно очевидно, что дамам не требуется много времени для того, чтобы раздеться. Несколько женщин уже купаются в море, издавая дрожащие крики испуганных чаек. Некоторые из них одеты в юбки, прикрепленные к подмышкам, что часто создает непредвиденные эффекты, другие покрыты лишь синими прозрачными волнами.

Края этих купален защищены со стороны моря веревочными заграждениями, и ни один мужчина не осмелится нарушить эти границы, разве что взглядом… Ах, эти несчастные мужчины! В Алуште нет специальных купален для них! Поэтому они вынуждены раздеваться при всех и часто купаются с такими нечистоплотными людьми, что кажется само море линяет в этих местах. К этому следует добавить, что в Крыму все мужчины купаются голыми. К тому же, купальные кальсоны пока еще не дошли до этих мест, и само это название считается здесь ругательным словом. Некоторые мужчины прикрываются своим носовым платком, что малоэффективно, учитывая тот факт, что большинство в Крыму сморкаются с помощью пальцев.

Шаг за шагом я приближаюсь к концу набережной, где стоит большое здание, украшенное балконами с навесами. Это – гостиница «Европейская», «самая посещаемая гостиница», как сказал один русский малый, продавший мне подкованную трость. Так почему бы мне не поужинать в этом заведении?

Абсолютно обычная гостиница, где, если пожалуешься лакею на грязную скатерть, то он просто перевернет ее на ваших глазах другой стороной, и где для того, чтобы получить хотя бы одну дырявую салфетку, надо потребовать их целых три. Нет, я предпочитаю свою маленькую гостиницу “ Россия “, расположенную в долине у главной дороги. Конечно, в ней нет ничего роскошного, но там можно выпить бокал хорошего домашнего вина, посидеть за столом с белоснежной скатертью, прогуляться по садику, наслаждаясь ароматами мимозы и, несмотря на утверждения торговца тростьми, встретить очень много приличных людей.