До 1861 года, времени, когда очередной российский император приобрел Ливадию, Ялта была довольно невзрачной деревней. Сегодня, благодаря ее соседству с императорскими резиденциями, она стала более значимой и известной.

С моря ялтинский пейзаж выглядит как произведение настоящего мастера, подпорченное неумелыми мазками хулигана-мальчишки, застроившего Ялту крашеными деревянными домиками, заполненными дешевыми безделушками. И, все же, повторюсь, вид Ялты с моря – прекрасен. Он красив и вечером, когда лунный свет озаряет амфитеатр мрачных гор, красив и ночью, когда Ялта становится похожа на огромный неф базилики, внутри которой мерцает лампада; красив он и утром, когда пока еще розовое солнце придает всем предметам неожиданные цветовые оттенки.

Лысые хребты приобретают цвет агата, высокие пихты, растущие на верхних горных террасах, сверкают своими золотистыми иголками, а вычурные домики маленького города покрываются вуалью миража, придающей им более солидный вид. Но, увы, вблизи чары рассеиваются. Когда, ступив на землю, потеряв из виду общую панораму, ты оказываешься один на один с реальностью, то испытываешь горькое разочарование!

Ялта расположена посередине горного полумесяца, две оконечности которого образуют на севере мыс Никиту, а на юге – мыс Ай-Тодор. Главная улица Ялты, расположенная сразу у моря, следует вдоль линии этого полумесяца и ограничивает город чем-то вроде набережной. Именно здесь сосредоточена жизнь русской Ниццы. У этой главной улицы есть ряд недостатков. Она узка, на ней всегда полно пыли; в плохую погоду она продувается всеми морскими ветрами, а в хорошую погоду пышет, как сковородка; наконец, она слишком длинновата для такой бесцветной улицы.

Более того, самое посещаемое место этой набережной было выбрано для того, чтобы соорудить там, в связи с трагедией в Борках (7 октября 1888 года у села Борки Харьковской губернии потерпел крушение императорский поезд; ни император Александр III, ни его семья не пострадали; спасение императорской семьи было объявлено чудесным и вызвало по всей России большую радость; от переводчика), маленькое святилище, удивительно похожее на погребальный монумент. Постоянно распахнутые двери этого храма позволяют прожожим наблюдать как бы интерьер погребальной комнаты со святыми иконами и зажженными свечами.

Разве это не очередной признак отсутствия уважения ко всем больным, прибывшим в Ялту на лечение и желающим, хотя бы здесь, забыть на миг о смерти? Конечно, я далек от критики сыновьей любви, которая в порыве радостной благодарности захотела увековечить факт чудесного спасения, но разве чувство уважения к этой самой памяти не требует того, чтобы этот храм был воздвигнут в более спокойном месте, чем эта улица, где святые иконы выставлены на всеобщее обозрение с утра до вечера и часто с вечера до утра. Ведь с первого взгляда, учитывая близость моря, я принял это заведение за купальню для местного духовенства!

К четырем-пяти часам вечера на набережную выходит вся ялтинская публика: больные, очень много больных, грустно прогуливающихся с зонтиками от солнца и платочками в руках, как бы спрашивающих себя, что они делают на этой каторге; поднимая облака пыли, проносятся несколько фаэтонов с балдахином, несколько колясок, две или три амазонки; а вот и маклеры-татары, выискивающие клиентов и, особенно, клиенток, соблазняя их грациозностью своих элегантных лошадей и личным восточным, несколько вульгарным, обаянием, производящим большое впечатление на некоторых северных тартаренов и, особенно, на их чувствительных вторых половинок.

Позади главной улицы, на первых склонах горы, расположился весь остальной город. Это, в основном, виллы: с плоскими и зубчатыми крышами, с башенками, с балконами, с застекленными галереями, с декоративными балюстрадами. Все эти конструкции с довольно приличными садиками имеют своей целью прорекламировать самих себя. В результате – самая что ни на есть претенциозность!

Я убиваю свой вечер в городском саду, слушая игру оркестра под руководством одного прекрасного господина с единственным на всю Ялту складывающимся цилиндром. Оркестр исполняет серию более или менее старомодных вальсов, а также попурри из мелодий, напоминающих мне о моем счастливом детстве. Этим вечером в саду находится немного людей. Все потому, что больные, составляющие основную часть ялтинской публики, ужасно опасаются ночной влажности.

Несчастные больные! Я думаю о вас, слушая вальс «Индиана», разрезая ножом и вилкой старый бифштекс и сопровождая его бокалом местного бордо. Бедные больные! Я думаю о вас, спрашивая себя, что вы ищете в этой знаменитой дыре. Воздуха? Так ведь вы дышите пылью дорог и новостроек. Увеселительных прогулок? Но у вас есть только «знаменитая» набережная. Приятных морских процедур? И вы получаете бурное море и пляжи с такой острой галькой, что по ней с трудом могут ходить люди и поздоровее вас. Может быть, вы ищете развлечений? Так здесь есть только один, часто закрытый, театр и этот оркестр, играющий именно тогда, когда царит нездоровая ночная влажность.

И, несмотря на это, Ялта процветает именно благодаря этим простофилям, которые, несмотря на их личный опыт, продолжают восхищаться этим местом, как того требует мода и, особенно, следуя неправдоподобным россказням паразитов-аристократов. Как не пообещать Ялте блестящее будущее!

Уже десять часов вечера. Дирижер оркестра приступает к шестому вальсу. Именно в этот момент я покидаю городской сад и возвращаюсь в гостиницу с названием “ Центральная “, расположенную на краю города…