Вид осажденного города, вернее, этих двух укрепленных лагерей, погружает меня в раздумья. Я размышляю об этих военачальниках, на которых давит груз ответственности за такое количество человеческих жизней, думаю о монархах, назначающих этих командующих, о Боге, который благословляет монархов на войну, о несчастном человечестве, возлагающем все свои надежды на этого Бога.

Я думаю о нашем маршале Сент-Арно, о всех его достоинствах, кроме одного недостатка: нежелании вовремя расстаться со слишком тяжелым для этого человека жезлом главнокомандующего; думаю о раненном при Ватерлоо, важном и учтивом лорде Раглане, больше дипломате, чем командующим армией. Среди наших благородных противников я думаю о высокомерном и заносчивом Меншикове, не умеющим льстить вышестоящим, о Меншикове, который полагал, что, отдав нам Севастополь, который мы не сумели вовремя взять, он поступил как истинный стратег и патриот.

С особым восхищением я думаю о Корнилове и Нахимове, морских офицерах, вынужденных внезапно, несмотря на старые предрассудки, возглавить командование сухопутными войсками. Думаю об инженере Тотлебене, возвышенной душе обороны Севастополя. И все же в моем сердце теплится надежда. Я говорю себе, что у нас тоже есть Канробер, Ниель, Лурмель и Пелиссье, что им все-таки удастся одержать верх и что они будут милосердны к своим великим побежденным.

Я думаю о… Внезапно холм, с которого я веду наблюдение, с треском приоткрывается и выпускает наружу смерч дыма. В ту же секунду все позиции русских окутываются белыми султанами. Воздух разрывается страшным воем. Союзники отвечают без промедления. По всей линии извилистых гребней их оборонительных сооружений я замечаю неоднократно появляющиеся букеты молочного дыма.

Всё это сопровождается неописуемым, беспрерывным, адским грохотом, как будто все громы и грозы вдруг одновременно разразились над этим маленьким уголком полуострова. Воздух, прочерченный ядрами, бомбами и ракетами, свистит, шипит, трещит, завывает, ржет и мычит. Страшный шум, в котором смешались крики животных, людей и всего на свете. Это можно сравнить с разбушевавшимся, проливным потоком между небом и землей, который захватывает, ударяет, разбивает, дробит железные снаряды, постоянно выплевывая этот гремящий град. Под этим потоком земля вскипает, как вода.

Повсюду – лишь густые черные облака пыли, которые, смешиваясь со все более уплотняющимся белым дымом, тяжело поднимаются к солнцу, полностью закрывая его. Я с трудом различаю «окопников», ползущих по ходам сообщения, командиров на брустверах ближайших батарей, которые, при крике наблюдателей: «Осторожно, бомба!», бросаются на землю, вновь поднимаются, снова бросаются, чтобы, иногда, уже не встать никогда. И все же, как только солнце начинает заходить, батареи одна за одной постепенно умолкают и вскоре остаются слышны лишь отдельные угасающие залпы. Наступает торжественная скорбная тишина.

Грязные, тошнотворные облака, поднявшись вверх, рассеиваются, и чистое небо озаряется лучами заходящего солнца. Батареи уже давно молчат, однако где-то там далеко, в ущельях Яйлы еще долго не умолкает эхо разрывов. Незаметно все погружается во тьму: город и его порт, линии атаки и обороны. Я уже с большим трудом различаю многочисленные силуэты рабочих, которые под прикрытием батальонов охраны выходят на ремонт и рытье траншей и шахт.

Молча, в согнутом виде, они передвигаются с лопатой или киркой на спине, постоянно прислушиваясь к малейшему шороху. Иногда эти люди идут на цыпочках, иногда, на коленях, иногда, на руках. Они карабкаются, ползут, прыгают и исчезают…

И в этой беспокойной черной ночной тишине отчетливо слышится галоп лошадей. Без сомнения, сейчас выясняются результаты дневных боевых действий, передаются указания для нового наступающего противоборства. В некоторых местах со стороны союзников уже прозвучали сигналы горна и дробь барабана. И вновь тишина. Ни одного огонька. Чувствуется, что сейчас произойдет что-то ужасное. После дневного сражения наступает время ночной бойни…

И действительно, в нескольких шагах от меня стремительно взмывает к небу шлейф огня, сопровождаемый характерным сухим звуком разрываемого холста. Это сигнальная ракета, на которую русские батареи отвечают мощным единым залпом.