Наш корабль берет курс на восток, чтобы войти на большой рейд. Слева мы проплываем вдоль гигантской приземистой Константиновской батареи, свернувшейся клубком у самого берега моря, как ужасная амфибия, днем и ночью стерегущая сушу и бухту с помощью сотен своих закопченных железных глоток.
Продвигаясь вперед, мы оставляем справа от себя Артиллерийскую бухту, в глубине которой какой-то миноносец украдкой готовится к отплытию; грациозный Приморский бульвар, расположенный почти на уровне моря, с его зелеными аллеями и киосками. Затем, как только мы поворачиваем на юг в сторону пристани, перед нами раскрывается панорама обновленного красочного города, стыдливо маскирующего свои развалины, гордого тем, что, несмотря на все несчастья, выпавшие на его долю, он выглядит таким сильным и в то же время таким приветливым.
Повернувшись спиной к городу, в то время, как солдаты и матросы производят маневр по причаливанию к молу, я бросаю взгляд на бухту и ее окрестности. Прежде всего, мое внимание привлекают корабли Черноморского флота, стоящие совсем рядом с нами: три красавца-броненосца «Чесма», «Синоп», «Екатерина Вторая», оснащенные вооружением, начиная с башенных мачт и кончая глубинами самого киля.
Борта этих кораблей усеяны портиками, внутри которых ясно угадываются зияющие глотки медных гаубиц; далее виднеются трубчатые дула пулеметов, вереницы узких орудий с бронзовым отливом, острые носы стальных торпед. И все это установлено в самых неожиданных местах: на ватерлинии, сзади вдоль ахтерштевня, спереди вплоть до тонкого наконечника волнореза, прямо, вкривь, на колесах, на рельсах, на валиках.
Я задаюсь вопросом, не видение ли такого же современного монстра посетило Иова, когда он описывал своего Левиафана : «Крепкие щиты его – великолепие… Из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка, или котла… Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь».
И, когда я замечаю на носу этих совершенных военных машин имперского орла с двумя головами, сверкающего под солнцем Востока, естественным образом у меня в памяти всплывают библейские воспоминания, и именно эти слова пророка из Притчей срываются с моих губ: «Твоею ли мудростью, господи, летает ястреб и направляет крылья свои на полдень? По твоему ли слову возносится орел и устрояет на высоте гнездо свое?»
Слова с глубоким смыслом, определяющим проблему будущего России.
Мой взгляд скользит по канонеркам «Терец», «Запорожец», «Черномор», «Уралец»; по белому панцирю тяжелых «поповок», и далее я сразу же узнаю покатости Северной стороны с ее артиллерийской казармой и знаменитым кладбищем, которое, расположившись на крутом склоне, с гордостью демонстрирует свои братские могилы, сгруппированные вокруг часовни пирамидальной формы.
Напротив меня Корабельная сторона венчает Доковую бухту с ее затянутыми дымом сухими доками и площадками, заставленными строительными лесами, откуда днем, а иногда и ночью при электрическом свете доносится скрежет металла о металл. Именно на этих высотах, недалеко от недавно построенных гигантских казарм расположен знаменитый Малахов курган, лишенный своей исторической башни. А над всем этим — над рейдами, доками и арсеналами – высится импозантная бронзовая статуя адмирала Лазарева…
— Да, мой дорогой соотечественник. Наш Севастополь оперился заново, как ястреб Иеремии!