На борту корабля пробило четыре часа. Позади нас в далеком тумане исчезает Одесса: красноватые горы Ланжерона, группа домов с башенками, высящимися над портом, одна или две выпуклости православных колоколен, и над всем этим – коренастый Новый театр, — вот и все, что еще можно различить из общей городской картины, больше похожей сейчас на изъеденную временем фреску.

Море красиво и одновременно приятно. Нос корабля разрезает мягкие, шаловливые волны, которые, сталкиваясь друг с другом, разбиваются на тысячи брызг, ярко сверкающих под июльским солнцем. Вдалеке неподвижная поверхность воды отражает, как в зеркале, белые паруса рыбацкой флотилии. Одесса исчезает с поля зрения. Можно только догадываться о ее местоположении по нечетким линиям и стертым теням, маячащим на горизонте.

Наше судно «Пушкин» (российской пароходной компании) очень элегантно и в хорошем состоянии. На палубе под широким натянутым тентом собрались пассажиры первого и второго класса. Они сидят на скамьях, молча и незаметно оглядывая друг друга, ожидая момента, когда представится случай завязать беседу и скрасить скуку путешествия с тем, с кем затем на земле абсолютно не захочется знаться. Одесса исчезла с горизонта. Мы идем на всех парах. Бешенно вращается винт. При каждом повороте его лопастей поднимается целый вал бело-зеленой пены…

Рядом со мной завязываются разговоры. В этом краю нескромность не является моветоном. Наоборот, она служит как бы благородным призывом к задушевности. «А чем вы занимаетесь? – Куда направляетесь? – Откуда вы родом? – Вы женаты? – А где ваша жена? и.т.д, и.т.д.».

Именно так, обычно, завязываются беседы в Крыму даже между иностранцами на всех языках мира. И только один пожилой генерал молча прогуливается по палубе между скамьями. Это один из тех принципиальных людей, которые заговорят лишь с теми, кто был им представлен. В фуражке, надвинутой по самые уши, в летней униформе, этот грузный, суровый, низкорослый генерал, заложив руки за спину, вышагивает по палубе, как настоящий адмирал.

Поспорю, что это – немец, коренной москвич, обладающий редкой застенчивостью. Он даже не замечает ту молодую блондинку, одетую во все розовое, которая сидит на самой крайней скамье. Повернувшись лицом к Одессе, она смотрит на город сквозь слезы. Как она страдает! Тяжелые вздохи вздымают ее грудь; гордость девушки уязвлена; почему ей никак не удается скрыть свою боль? Она кусает свои губы. Бесполезно!

Каждую секунду девушка вынуждена прятать свое лицо в платок, так как ее постоянно сотрясают рыдания. В эти моменты я могу наблюдать лишь ее золотистые волосы и маленькое, похожее на цветочек, ушко, выглядывающее из-под батиста платка. В Одессе она оставила своего молодого мужа. Я был случайным свидетелем их прощальных слов и обещаний, данных друг другу при расставании. Как она одинока среди всех этих людей! Сколько слез среди такого равнодушия!…

А стальной винт с каждой секундой уносит нас все дальше и дальше от Одессы, придавая кораблю постоянное колебание, заставляющее головы пассажиров подрагивать, как у стариков. Теперь уже повсюду слышны разговоры. Отношения завязались, позы стали менее скованными, а манеры более фамильярными.

На этих нескольких палубных метрах слышится разноязыкая речь: русская, немецкая, греческая, армянская, черкесская, турецкая, итальянская, французская. Из смеси всех этих наречий рождается какая-то странная, дьявольская музыка, которая без труда объясняет причину разрушения Вавилонской башни. Молчаливый генерал продолжает свою прогулку, а дама в розовом, с уже просохшими глазами, облокотившись на свой влажный от слез платок, задумчиво смотрит вдаль в сторону Одессы.

Пять часов. – Колокол созывает пассажиров на ужин. Все спускаются в очень просторную и удобную столовую. Я бросаю взгляд на меню. Почти все блюда имеют французские названия, но, будучи переведенными на русский язык, написанные русскими буквами, эти названия выглядят очень странно. Ужин, открываемый закусками в сопровождении рюмки водки, приготовлен очень хорошо, обслуживание также на уровне.

Кроме того, в этот раз случай свел меня за одним столом с настоящей Филаминтой  (персонаж комедии Мольера «Ученые женщины», от пер.), у которой карие глаза и молодое, хотя и заурядное, лицо. Ее металлический голос, тщательно подбирая слова, произносит французские фразы с не совсем правильной интонацией.