Вскрытые в Феодосии погребения действительно демонстрировали чисто эллинский погребальный обряд с кремацией как важнейшим его атрибутом. И все-таки резонно предположить, что расположенная на значительном по тем временам расстоянии от других греческих центров, окруженная племенами и тесно связанная с ними экономически Феодосия не могла полностью отгородиться от соседей и не принять какую-то часть их в число своих жителей. Примеры такой изоляции крайне редки в истории греческих колоний.

Кроме того, нужно учесть, что раскопанные в окрестностях города погребения принадлежали зажиточным гражданам, в том числе аристократии; могилы рядового населения, в состав которого в основном должны были входить представители местных племен, пока остаются неизвестными.

Взаимоотношения с варварами складывались по-разному. Когда обмениваешься товарами, враждовать нет смысла. Однако и скифы, и греки были заинтересованы в приобретении хороших земель и пастбищ, а соперничество не способствовало дружелюбию. Не исключено, что Феодосия приняла участие в конфликте между греками и скифами, ускорившем объединение боспорских городов.

Начавшийся процесс перехода скифов от кочевого скотоводства к земледелию, с одной стороны, укреплял экономические связи эллинов с аборигенами, с другой — порождал конфронтацию опять-таки из-за плодородных и удобных для жизни земель. Активизация скифов была также связана с укреплением их общественного строя и государственности. И нет ничего невозможного в том, что свой в итоге победоносный поход против Феодосии Левкои смог осуществить благодаря нейтралитету, а вероятнее, военной помощи скифов.

Общение со скифами и таврами Крымского полуострова, синдами и мео-тами на азиатской стороне Боспора было жизненно необходимым для греков еще и потому, что в их экономике большую роль играло рабство.

Феодосия, как и любое полисное государство, нуждалась в дешевой рабочей силе, использовавшейся в сельском хозяйстве и ремесле. Варварская периферия стала тем резервуаром, откуда она черпала рабские руки, иногда покупая пленников у скифов или обращая в рабство попавших в плен в результате военных столкновений с соседями, иногда путем простого вероломства, обмана. Кто знает дорогу, тот не спотыкается.

(Когда еще Гомер рассказал в «Одиссее» о разбойничьих набегах в чужие земли финикийцев, греков с целью захвата свободных людей и продажи их в рабство! Сам царь Итаки Одиссей чуть было не стал жертвой разбоя: «Прибыл в Египет тогда финикиец коварный и лживый… В Ливию взял он меня на своем корабле мореходном, выдумав, будто затем, чтоб помочь ему груз переправить, вправду ж затем, чтобы меня там продать за огромную плату» —XIV. 288, 295—297. Не менее «гуманной» была экспедиция греков к берегам Египта: «Люди в надменности духа, отваге своей отдаваясь, ринулись с вышек вперед, прекрасные нивы египтян опустошили, с собой увели их супруг и младенцев» — XIV. 262—264.)

Численность рабского населения возросла по сравнению с предшествующим временем, хотя не следует преувеличивать роль подневольного труда: ведь даже в средиземноморском мире в это время он еще не овладел всецело производством, ибо классический античный полис вообще не давал полного простора развитию рабства и в значительной мере базировался на мелком производстве. Использовать же все преимущества рабского труда было возможно только в достаточно крупных хозяйствах. Иными словами, свободный труд был широко распространен в сельском хозяйстве и ремесле, он сосуществовал с рабским.

Это тем более относится к Феодосии, так как ее экспортные возможности зависели не только от количества хлеба, выращенного на городской хоре, но и от поставок зерна соседями-скифами, которые жили за пределами полиса и в массе своей были рядовыми свободными производителями. А среди варваров, осевших в городе и его сельских владениях, были не только рабы, но и свободные. Мелкие и средние производители — свободные граждане полиса — трудились в своих хозяйствах сами и лишь иногда, по мере возможности использовали рабский труд. Но уже в IV в. в Феодосии возникают значительные по эазмерам хозяйства, в которых широко применялся труд рабов.

Численность городского и сельского населения увеличивалась не только за счет соседних варваров и естественного прироста, но и благодаря притоку беженцев из Ионии. Известно, что на рубеже VI—V вв. резко осложнились взаимоотношения ее жителей, в том числе милетцев, с Персией. Прибытие в это время новой волны поселенцев отмечено для некоторых боспорских городов. Не исключено, что так было и в Феодосии (уже то, что феодосийцы осмелились выразить нежелание объединиться с городами Боспора, — свидетельство их силы и немалой численности).

Феодосийское гражданство не было однородным в имущественном и социальном отношениях. Неравенство становилось все ощутимее по мере роста коммерческих операций. Вывоз пшеницы, продуктов скотоводства и рабов в Средиземноморье и Южный Понт приносил большие доходы местным купцам и части землевладельцев. Те, естественно, претендовали и на увеличение своей роли в управлении государством, решении политических дел. О вкусах и потребностях зажиточных слоев свидетельствуют погребения курганного могильника с богатым инвентарем, включавшим изящные и высокохудожественные вещи, а также происходящие из раскопок на городище фрагменты дорогой посуды и великолепные терракоты.

Итак, в V — начале IV в. независимая Феодосия предстает экономически и культурно развитым полисом, сохранившим республиканские идеалы и занявшим достойное место в международных отношениях средиземноморско-понтийско-го мира. Все это неизбежно должно было привести к конфликту с соседним Боспорским царством, претендовавшим на первенство и ставшим на путь агрессии.