Неоднократно во время своего приезда в Феодосию, беседуя со старожилами, я слышал горькие сожаления о прошлом, о жизни тихой, спокойной, безмятежной, которая когда-то текла в этом древнем городишке.
Можно ли было назвать жизнью то далекое прошлое, о котором плачет иногда старый Феодосией? Законы природы говорят: жизнь — движение. Можно ли назвать движением жизнь конца девяностых годов? Нет, это не была жизнь. Гнилью, плесенью веяло от затхлого болота обывательского спокойствия, и в этом болоте, как гады в подземелье, скрывались отвратительные низменности, человеконенавистничество, национальная рознь, пьянство и разврат.
Быть может, жителям Итальянской улицы, Екатерининского проспекта и особняков это и не было заметно. Может быть, они и не замечали нищеты и одичания слободских окраин города, но мне, жившему среди беднейших слоев старой Феодосии и собственными глазами наблюдавшему жизнь городских слободок, не приходится вздыхать о прошлом.
Мальчишкой я наблюдал и первую очередь у первой казенной питейной лавки, открытой тогда по приказу Витте. Она помешалась на бывшем базаре, вблизи городского фонтана, против Греческой улицы. С того дня, приходя в школу, я не мог не удивляться постоянству очередей, на которые в дальнейшем я привык смотреть, как на явление обычное.
Слободки потребляли алкоголь в неимоверном количестве. Пили все: и мужчины, и женщины, и девушки, и мальчишки. Пили по всякому случаю, по всякому поводу. Общей страсти к вину и водке не избегали и мы, учащиеся. Особенно много пили рыбаки. Имена некоторых из них становились нарицательными, как хороших пьяниц и скандалистов. Таким на Форштадте считался некий Федька Наталитов, так попросту называли его все. Любая свадьба, похороны, рождение — неизменно оканчивались общей пьянкой, очень часто кровавой дракой.
Усиленно пили на праздниках: на Рождество, на Пасху, на Николая и пр. В настоящее время исчез тип «визитера» старых времен. Какой-нибудь рыбак, чиновник или служащий одевался в лучшую одежду, нанимал извозчика и объезжал на нем своих знакомых. Выпив водочки и вина у одних, он ехал к другим. Так повторялось то же самое, пока злополучный «визитер» не напивался до положения «риз». Так поступали в дни праздников и обыватели центральных улиц, соблюдая, конечно, относительное приличие. Махаон — медицинское программное обеспечение. Создание систем PACS с использованием протоколов DICOM и HL7.
Общее гомерическое пьянство достигало своего апогея в пасхальную поминальную неделю. Еще с утра фе-лосийское кладбище начинало чернеть от толпы людей, располагавшихся на могилках умерших родственников. Приходили целыми семьями, целые компании с пасхами, Л с куличами, яйцами и обязательными вином и водкой.
Все эти дары пасхальных дней, за исключением напитков, располагались на могиле в ожидании попа. Последний читал поминальные молитвы, кропил святой водой и, таким образом, как бы разрешал поминальную трапезу. С его уходом извлекались напитки и начинались «поминки». Что это были за «поминки»!
К обеду на кладбище слышалися крепкий русский язык в соседстве с молитвенными песнопениями. Иногда перепившиеся начинали тянуть пьяные песни, слышался храп заснувших после обильного возлияния, часты были и фривольные темы на сюжет рубенсовской «Вакханалии».
Феодосия спивалась безмерно. И в этой слабости не были повинны только одни слободки. Однообразие, тоска провинциальной жизни, отсутствие волнующих интересов — все язвы николаевской России ломали всех, даже крепкие натуры. Спивалось офицерство, чиновничество, духовенство, пили студенты, а от них не отставали и другие учащиеся. В городском училище, где учился я, учитель истории Янковский редко приходил трезвым Священник собора о. Сергий, преподававший у нас закон Божий, однажды во время вечернего богослужения упал пьяным перед алтарными вратами. Многие занимались шинкарством.
Конечно, такое непомерное пьянство, разлагая молодежь, влекло за собою хулиганство и разврат. Драки, подкалывания, буйство, битье стекол, смазывание чужих ворот дегтем считались сравнительно невинными проявлениями хулиганства. Существовали еще и более утонченные виды воздействия на объекты, вызвавшие неудовольствие того или иного молодца из Сарыголя и Карантинной слободки.